«Дело о клевете» против Навального похоже на матч, который уже не влияет на выход из группы — игра ради игры. Задумывался Кремлем при одних условиях, а доигрывать приходится при других. Навальный уже лишен свободы, больше после этого матча ему не дадут, но и меньше тоже. Поэтому болельщики могут лишь оценить качество отвратительного зрелища. После отыгранного основного времени у меня возникли вопросы к обеим командам. В том, что касается правовой стороны, все выглядит совершенно однозначно: как и раньше, право играет на стороне Навального, а произвол — на стороне власти. Но в том, что касается этики, такой однозначности нет. Похоже, в этом матче она отдыхает на скамейке запасных. В жизни не всегда прав тот, на чьей стороне право.
Человеку без юридического образования сходу трудно понять, что там вообще происходит в суде по делу о клевете на ветерана. Но тут подвернулся удачный случай объяснить суть процесса для широкой публики на примере другого дела, вдохновившего на подвиги не только юристов, но и кинематографистов. Бог обладает грустным чувством иронии. В промежутке между заседаниями по делу о клевете на ветерана войны он забрал к себе для рассмотрения в «высшей инстанции» дело и тело Ларри Флинта, знаменитого порноиздателя, ставшего известным более широкой аудитории благодаря великолепному фильму Милоша Формана «Народ против Ларри Флинта». Его сюжет выстроен вокруг реального судебного процесса о клевете, по которому Верховный суд США вынес эпохальное решение, ставшее «золотым стандартом» для рассмотрения подобного рода споров во всем мире.
Ларри Флинт мистическим образом, уходя в мир иной, послал свой прощальный привет Навальному, завещав последнему отстаивать конституционное право на выражение грубого и даже непристойного мнения. Мало кто понимает, что иск ветерана ВОВ Артеменко против оппозиционера и революционера Навального является потрясающим юридическим парафразом рассмотренного Верховным судом США в 1988 году дела по иску консервативного религиозного деятеля и политика правого толка Фалуэлла к порноиздателю и отъявленному либертарианцу Флинту. Только вот исход дела предсказуемо будет противоположным. Ну, так на то оно — российское правосудие — и существует, чтобы удивлять мир своими юридическими алогизмами.
В основе конфликта Фалуэлла и Флинта лежала оскорбительная пародийная публикация и сопровождавшая ее скабрезная карикатура, опубликованные в Hustler и других журналах, издаваемых Флинтом. В ней сообщалось, что Фалуэлл имел первый сексуальный опыт с собственной матерью в пьяном виде. Фалуэлл был уважаемый человек в летах, имел репутацию пуританина и проповедовал самые крайние консервативные воззрения. Естественно, он раздражал Флинта, практически во всем бывшего антиподом праворадикального священника, и поэтому опубликованная в журнале Флинта пародия была преднамеренной и оглушительно оскорбительной пощечиной. Реакция Фалуэлла была очень похожей на ту, что мы наблюдаем сегодня в суде по делу Артеменко против Навального, только без вмешательства государства в процесс. Оскорбленный священник потребовал признать публикацию клеветой, которая причинила ему моральные и физические страдания.
Какова же была реакция судебной системы США? К ее чести надо сказать, что она сходу отсекла попытку представить оскорбление как клевету — умственная операция, которая российским судьям не под силу. А чуть погодя Верховный суд США еще и признал, что моральные страдания лиц, вовлеченных в общественную и политическую деятельность, от наносимых им оскорблений, если эти оскорбления не содержат ложных сведений о фактах (то есть смотри пункт первый — если они не являются клеветой), не могут быть основанием ограничения свободы слова («первой поправки» — в американском случае). Вступая на поприще общественной публичной деятельности, лицо принимает на себя определенные риски и, в том числе, обременение становиться объектом публичных нападок и оскорблений со стороны оппонентов.
Разграничение клеветы и оскорбления является ключевым исходным пунктом всей цепочки умозаключений, приведших к оправданию Флинта в Верховном суде США. Клевета, в отличие от оскорбления, предполагает, что было распространено ложное сведение о конкретных фактических обстоятельствах. При этом, по мнению американского суда, для признания клеветы необходимо, чтобы имело место не просто распространение каких-то порочащих сведений о фактах, но и чтобы другие лица, находясь в трезвом рассудке и доброй памяти, могли реально воспринять эти сведения как сообщения о фактах, то есть поверить в их правдивость. Верховный суд посчитал, что ни один рационально мыслящий читатель журналов Флинта не мог всерьез воспринять пародийную публикацию и карикатуру на священника как действительное утверждение о том, что он был вовлечен в инцест с собственной матерью. А это значит, что такая публикация является оскорблением, а не клеветой, но поскольку Фалуэлл был общественным деятелем, то моральные и физические страдания, причиненные ему оскорблениями, не являются поводом для ограничения свободы слова третьих лиц. Этот подход стал с тех пор «каноническим».
В деле Артеменко против Навального — абсолютно та же история. Когда в своем злополучном комменте Навальный назвал Артеменко в числе нескольких других (что, кстати, очень важно для понимания и оценки происходящего) сторонников конституционных поправок «предателем и холуем», то ни один человек, находящийся в здравом уме, не мог и не должен был воспринять это высказывание как сообщение о факте. То есть как утверждение, что Артеменко действительно совершил акт предательства в годы войны или после нее, то есть совершил действия, подпадающие под соответствующие статьи уголовного кодекса РФ. Это была характеристика моральных и человеческих качеств оппонента, как ее видел себе Навальный, то есть имело место преднамеренное оскорбление, но не клевета.
Дальше, однако, все пошло с отклонением от американского сценария. Так как российской власти нужно было любой ценой подвести Навального под еще одно уголовное обвинение, она попыталась натянуть юридические уши на политические ягодицы, предъявив Навальному обвинение в клевете там, где было очевидное оскорбление. Так как путь судебного подлога был неблизкий, то уши притянутого не к тому месту правосудия торчат теперь повсюду, превращая этот процесс над Навальным в адовый фарс, а судью Акимову — в исчадие этого ада. А что ей делать, если уши законности не шьются к тому месту, на котором сидит российское правосудие?
В сугубо юридической плоскости дело Артеменко против Навального является примитивным. Это как повторение какой-нибудь миллион раз разобранной шахматной партии Корчного против Карпова, где все ходы давным-давно разобраны и обсосаны. Нет клеветы, потому что никто не считает Артеменко предателем Родины в юридическом смысле, нет повода говорить о моральных страданиях, потому что Артеменко согласился стать общественной фигурой (или его заставили ею стать) и таким образом попал на чужую войну, случайной жертвой которой ему суждено было стать. Но повода и оснований для уголовного дела и даже для гражданского иска к Навальному здесь никогда не было и нет сейчас.
Почему же тогда чтение стенограммы этого процесса оставляет у меня (говорить за кого-либо еще не берусь) чувство неловкости за обе стороны, а не только чувство оправданного гнева против творимого судьей демонстративного надругательства над правами человека и над правосудием? Да, клеветы и на самом деле не было. Но оскорбление-то было, причем достаточно бессмысленное — мне вообще не очень понятно, почему вот Артеменко (и вся гоп-компания с ним) именно «предатели»? Но пусть бы в этом оскорблении и был смысл, а был ли смысл оскорблять?
Честно говоря, я считаю твит Навального неудачным, а его содержание — бытовой грубостью, сказанной сгоряча. Написав это, он политически «подставился бортом», и по этому борту стали лупить все, кому не лень. Действительно, ветеран войны и, в конце концов, просто очень пожилой человек, один только возраст которого достаточен для снисхождения, был втянут (а может, и сам проявил инициативу — исключать нельзя) в пропагандистскую кампанию Кремля и операцию спецслужб против Навального, и в ответ получил наотмашь, что он «предатель и холуй». Может быть, это заслуженно, может — совсем нет, не мне судить, но разумнее было бы «отфильтровать базар».
По мнению Навального, — и по моему мнению, кстати, тоже — предложенные поправки в Конституцию были конституционным переворотом, имевшим целью обосновать возможность бесконечного пребывания Путина в должности президента. Но эти поправки поддержало достаточно много людей. Причины разные: корысть, привычка быть всегда на стороне власти, элементарный страх, непонимание и заблуждение, желание что-то получить в обмен на лояльность, да мало ли что еще. Я полагаю большой ошибкой запихивать их всех скопом в «предателей и холуев». Мое субъективное мнение состоит в том, что умение плодить ненужных врагов не усиливает позиции команды Навального.
Но, допустим, эмоции взяли верх и ненужное слово выпорхнуло, надо ли упорствовать в своей ошибке? В этом судебном процессе на самом деле — не один, а два заложника. Это сам Навальный и Артеменко, которым Кремль прикрывается как живым щитом. Артеменко — разумеется, инструмент для незаконного давления на Навального, осознает он это или нет. И вот в этой непростой ситуации один заложник решил «переехать» другого. Навальный и команда его адвокатов организовали свою защиту предельно грубо и нахраписто по отношению к Артеменко. На мой взгляд, это еще одна ошибка. Это было иногда похоже на буллинг по отношению к старику. Я бы не стал называть никого «куклой», когда тебе всего 44, а ему за 90 — все там будем. В какой-то момент мне стало казаться, что я снова слежу за процессом Ефремова, который выстроил свою защиту на троллинге потерпевших. Тут, конечно, другое: Артеменко — не потерпевший, а ширма для государственного террора. Но все-таки всего лишь ширма, а не террорист.
У Алексея Навального огромное количество хейтеров. Удивительным образом большинство из них не нуждается в дополнительной мотивации со стороны Кремля — их чувства искренни и самодостаточны. Навального подозревают в готовности совершить все мыслимые политические грехи: стать новым диктатором, разрушить демократию, привести к власти фашистов или распилить власть с коммунистами. Проблема в том, что все эти подозрения практически недоказуемы, чаще всего — это проекция имеющейся личной неприязни на будущее. Но этот судебный процесс выявил нечто другое, что имеет место здесь и сейчас. Он как-то очень наглядно продемонстрировал, что Навальный, обладая многими выдающимися личными качествами, такими как беспримерное мужество, несгибаемая воля, организационный дар и талант публициста, отличается также жесткостью и грубостью.
Это может показаться не очень важным и даже полезным сегодня на фоне творимого властями беспредела. Но вот один умирающий тиран почти сто лет тому назад написал о своем преемнике такие слова:
«Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов.Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т. д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение».
Как в воду глядел. Поэтому с грубостью бы надо быть поосторожнее. Да и с прагматичной точки зрения, стоило ли давать повод всему этому ханжескому хору «защитников» Артеменко, «косящих» под молодежный флешмоб «Я/МЫ Игнат». Это можно было пресечь одним своевременным извинением. От уголовного дела это бы не спасло — оно и так надуманно, но картинку бы поправило.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.