Испытал недавно странный стыд. Попал случайно в подмосковный город, в котором жил подростком лет десять. Подмосковье, конечно, богатое, если сравнивать с обычными российскими регионами. Магазины и даже большие торговые центры — в ряд. Кафе. Все признаки жизни. Но тоскливое все какое-то при этом. Дома — даже новые — некрасивые, без попытки сделать что-то помимо крыши над головой для тех, кто способен заплатить за крышу. Серые советские панельки, понятно, еще страшней. Заводы, работающие или нет, это не важно, важно, что почти сознательно уродующие ландшафт.
Разумеется, все, кто может хоть что-то делать, работают в Москве. Домой возвращаются спать, а во сне видят, как бы в столицу перебраться навсегда. Тут, конечно, не до обустройства жизни вокруг себя. Поэтому с подмосковными городами все просто — если осталось что-нибудь, предками построенное во времена досоветские, значит, найдется, за что зацепиться глазу. Нет — тогда и видимые признаки богатства не спасут от тоски.
И вот город, в котором мы случайно оказались, — как раз из таких. Мы двигались к вокзалу, друзья по-доброму шутили о красотах, среди которых прошла моя юность, а я стыдился, хотя ведь это не я его таким сделал.
Забыл бы про этот неприятный разговор, но через пару дней наткнулся на новость — бывшему мэру подмосковного города предъявлены новые обвинения. Его уже не первый год мурыжат, он пытался бежать за границу, сняли с самолета. Выяснилось — вдруг, внезапно, как это всегда бывает, — после того, как мэр перестал быть мэром, что он использовал служебное положение для личного обогащения и замазан в сомнительных операциях с контрактами и недвижимостью. Теперь вот еще неправедно нажитого нашли на многие миллиарды. Только разнообразных объектов недвижимости — больше тысячи. Положение бывшего мэра, смиренно ждущего суда, вероятно, ухудшилось.
Так вышло, что я его немного знал. С детьми его так и вовсе в одной школе учился. Не потому, что я учился в какой-то особенной школе, нет, просто там и обычных не хватало. На моих глазах этот импозантный мужчина превратился из советского начальника в российского чиновника, а у сына его вдруг проснулся предпринимательский дар, и он сделался владельцем целой сети магазинов в городе и районе. Теперь магазины закрыты, стоят, смотрят на прохожих пустыми окнами. Даже в богатом Подмосковье дела в экономике так себе, арендаторы не спешат занимать освободившиеся площади.
А город и при коммунистах был печальным, серым и тоскливым, и при новом мэре не изменился, и после того, как начались у него беды и неприятности, тоже не похорошел. И пока ничто не предвещает, что похорошеет. А там, в этой вечной тоске, сто тысяч человек, между прочим.
Я избегаю имен и названий не потому, что кого-то берегу или чего-то стесняюсь, тем более, что вычислить, о ком собственно речь, очень несложно. Просто мне кажется, что это обычная история. И я не думаю, будто мэр этот делал что-то выдающееся. Нет, наоборот. То же, что и все. То, что и положено делать российскому чиновнику его уровня, получившему в распоряжение район в небедной области. И беды его связаны не с особыми какими-то коррупционными подвигами, а исключительно с кадровыми перестановками. Новый губернатор (который, кстати, тоже совсем уже не новый) без спешки, так, как будто он здесь на века, рассаживает на все более или менее хлебные места своих людей. А люди, оказавшиеся для него не своими, из разряда хозяев жизни переходят в разряд подозреваемых. Это тоже естественный процесс. Понятная стадия развития российского чиновника. Сначала он гусеница, потом бабочка, а потом — суровая осень, заморозки.
Как устроен российский суд мы тоже знаем, и раз уж дело дошло до пресс-релизов Следственного комитета о вскрытых хищениях в особо крупном размере, ясно, что шансов оправдаться у бывшего мэра нет. Не потому, что он наверняка нечестный — случаются и чудеса, а потому, что выпал из обоймы. Надо ведь на ком-то демонстрировать успехи в деле реальной борьбы с коррупцией.
Потом я наткнулся еще на одну новость — не из Подмосковья, из села Катайга Верхнекетского района Томской области. В селе Катайга я никогда не был, а теперь едва ли туда и попаду, потому что неизвестные украли бетонные плиты с единственной дороги, ведущей в село Катайга. Старые, разбитые плиты, уложенные для лесовозов еще в советские времена. До того — многие веселились — в Мурманской области украли целый мост через реку Умба. И обнаружилось это случайно, когда местный житель, собравшийся по мосту перейти, моста не нашел.
Это какой-то другой род воровства. Не чиновная обыденность, нет, предприимчивая жадность. Тут ведь целая операция нужна, подготовка, логистика, транспорт. И полное равнодушие к людям, которым теперь не проехать в родное село и не перейти через реку.
А чуть раньше по сети ходил ролик — старушка из Набережных Челнов попалась на краже в супермаркете банки кофе и нескольких пакетов кошачьего корма. Охранники сработали четко, объяснения не помогли — все деньги ушли на оплату квитанций за квартиру, а котику есть нечего, пыталась рассказать охранникам старушка. Послушали, да и вызвали полицию.
Это — помноженная на любовь безысходность. Я бы для своих котов тоже, наверное, украл.
И не уйти от мысли, что все это как-то связано. Чиновники возможность расхищать воспринимают как естественное приложение к должности, а иногда или даже часто — как единственный смысл существования. Глядя на них те, кто может подогнать к мосту «Камазы», кто может разобрать дорогу в лесу (боже, зачем вообще, для чего эти битые плиты?) тоже перестают стесняться, и не успевают задуматься о людях, чью жизнь делают очевидно хуже.
А внизу — несчастная эта старушка со своим котом, у которой просто нет выбора.
И если честно, совсем непонятно, как умудряется страна до сих пор выживать в этом столкновении обыденности, жадности и безысходности. Похоже, у нас просто невообразимо богатая страна. Остановить бы обыденность с жадностью — и безысходность бы сама собой кончилась, а старушка купила бы своему коту самую красивую в мире когтеточку. А то и вовсе, сдав его в кошачий отель, отправилась куда-нибудь в Швейцарию, подивиться, как живут бедняки. Но не остановим и не отправится.
Зато понятно, почему места человеческого обитания выглядят так тоскливо даже там, где деньги, вроде бы, водятся.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.