Опричнина, земщина и батискафщина

Когда ты — любитель истории, ты события современности пытаешься хоть как-то в голове уложить, отыскивая аналогии в прошлом. Это, может, и не очень правильно, зато увлекательно. А я вот как раз — типичный любитель истории, во всех смыслах: профессиональным историком не являюсь, зато рыться в старых книгах (да и в новых книгах про старые дела тоже) люблю. И, разумеется, ситуация, сложившаяся сейчас в стране и в Москве, кажется мне знакомой. Где-то я про такое уже читал. Да, пожалуй, у старика Карамзина.

Город, где царю мерещится крамола, отдан на поругание специально созданным вооруженным формированиям, которыми командует Малюта Золотов. То есть, извините, Виктор Скуратов. Одни люди официально объявлены добычей других людей. Опричнина терзает земщину без лишнего стеснения, хотя — сделаем честную поправку на смягчившиеся за несколько веков нравы, — на воротах (пока) мнимых заговорщиков не вешают и дома их огню не предают.

Но при этом одни — правильные, верные государевы люди, — заведомо правы во всем, а другие — неправильные и неверные, — заведомо во всем виноваты. Помните, еще 27 июля полицейские за несколько часов до акции протеста задержали дизайнера Константина Коновалова, который вышел на утреннюю пробежку, и в процессе задержания сломали дизайнеру ногу? Против него еще потом дело возбудили за нарушение правил проведения митингов, хотя ни в каком митинге он, разумеется, участвовать просто не мог. Так вот, дизайнер оказался человеком склочным и склонным к неоправданным сомнениям, и написал на опричников заявление в Следственный комитет.

Ему ответили: «Действия сотрудников правоохранительных органов по применению в отношении вас физической силы являлись правомерными, в связи с чем ваше обращение не содержит каких-либо объективных сведений о каком-либо совершённом сотрудниками правоохранительных органов преступлении». Ну то есть если ты — из земщины, и чем-то не приглянулся опричнику, он вправе сломать тебе ногу. Скажи еще спасибо, что не обе. 

Когда 8 августа опричники обыскивали офис ФБК, мимо проходил работающий в соседнем офисе Иван Ульянов. Вроде бы — вышел по телефону поговорить, за что бдительными опричниками был избит. Но на этом его приключения не кончились — теперь он по решению суда арестован на восемь суток за неповиновение сотрудникам Росгвардии.

12 августа, в ходе разгона очередной акции протеста, была жестоко избита Дарья Сосновская. Кем избита — тайна. На видео — люди в форме и в шлемах, то есть без лиц. В Росгвардии отрицают, что это их сотрудники. В МВД — опровергают сведения о причастности к избиению одного из своих бойцов, которого обвинили в избиении девушки журналисты из проекта Baza. Сама Сосновская сейчас госпитализирована, но это не значит, что ее простили. На нее заведено административное дело, ее будут судить и, конечно, осудят.

И мы ведь не удивимся, если по результатам проверки, которая проводится сейчас в МВД, выяснится, что избивали ее переодетые провокаторы из штаба Навального, купившие форму на деньги Госдепа. Или даже Навальный лично — ну и что, что он сидит в ИВС? Чувствуется, что обвинения в колдовстве — где-то уже на подходе. Витает что-то такое в воздухе. «Многократно нарушал установленные правила проведения массовых мероприятий, а также колдовством собирался государя извести, для чего и собирал в ночь на Ивана Купалу в парке Горького чародейные коренья».

Опричнина лютует, а земщина затевает бунт. Смеет, то есть, жить, ходить по улицам, изредка выкрикивая что-то совсем уж несуразное: «Это наш город!» или даже «Мы здесь власть!» Серьезно? Наш? Мы? Мы здесь, вообще-то, добыча, если верить новостям. Безвредные объекты для увлекательной охоты.

Для меня лично символ этого летнего московского бунта — может, и не самого осмысленного, зато такого аккуратного, — нестройные толпы повстанцев, которые стоят на переходе в ожидании зеленого сигнала светофора. Незабываемое и по-своему даже печальное зрелище.

И все-таки история не любит повторяться. В эту, например, историю, в историю про грозного царя, верных его опричников и злокозненных бунтарей со смартфонами, не умещается сам царь. Царь не развлекается пытками в застенках, не служит молебны в Александровской слободе и не скачет с верными опричниками в страшной пляске. 

Опричники пытаются его убедить, что крамола насквозь пропитала державу. Смотри, говорят, надежа-государь, сколько мы за одну только субботу бунтовщиков отловили! Этот вот полицейского бессовестным назвал, а этот и вовсе бумажный стаканчик в росгвардейца кинул! Остальные — так и вовсе по улице шли, представляешь, до чего распоясались? Тучи сгустились над родиной, животов за тебя не щадим, выдай сверхурочные!

А он — в своем удивительном мире. Его верные воины охотятся на мирных жителей, а он плывет в батискафе по мутным водам родной Балтики. Или мчит на антикварном мотоцикле в компании странных людей, поживших уже изрядно и диковато одетых, которые кажутся ему почему-то авангардом российской молодежи. В его столице отлавливают прохожих — по тысяче зараз, и даже с ракетой, мультфильмы о которой ему так нравились, случилась какая-то серьезная беда. И с рейтингом, на который привыкли молиться ближние бояре, тоже что-то непонятное происходит, и снова чародеи из ВЦИОМ колдуют над методикой.

Но он — в батискафе, задумчивый и немного грустный, ему, похоже, ничто уже не интересно. Когда молодцы из войска Малюты Золотова затеют в Москве новый погром, полетит на дирижабле, наверное. Странно, кстати, что умельцы наши до сих пор не соорудили гибрид батискафа, мотоцикла и дирижабля, чтобы государь мог покорять все стихии разом, не вставая с пассажирского сиденья.

Оставил земщину наедине с опричниной, для себя выделив батискафщину.