Островки на болоте: политика как личное дело

 

 

В понедельник не открылись после выходных 20 независимых книжных магазинов в 10 городах: в Москве, в Петербурге, в Перми, в Екатеринбурге, в Ростове, в Ижевске, в Туле, в Ставрополе, в Красноярске и в Краснодаре. Это — «книжная забастовка», политический жест. Сотрудники книжных встали в одиночные пикеты — поддержать осужденных по делу «Сети». «Сеть» признана на территории РФ террористической группировкой, и хотя я считаю дело «Сети» сфабрикованным, но должен почему-то этот факт упомянуть, — так теперь устроены абсурдные российские законы. Между честным разговором о государственном произволе и уголовно наказуемым «оправданием терроризма» грань не то чтобы тонка. Ее вообще нет.

Тут, простите, не просто подобрать правильные слова — речь ведь о друзьях. Многих героев забастовки я и правда знаю лично. Бориса Куприянова, отца-основателя культового московского «Фаланстера», кажется, вообще все знают. А Михаила Мальцева, например, из пермского «Пиотровского» — уже не все. Я вот знаю. Магазин, кстати, не в честь нынешнего директора Государственного Эрмитажа называется, а в честь ссыльного поляка, который еще в позапрошлом веке открыл первую книжную лавку в промерзшей Перми.

Но и те, кого не знаю, — они все равно друзья. Это ведь они тащат — буквально на своих плечах — в регионы хорошие, нужные, настоящие книги. И — ладно, тут не обойтись без пафоса, — русскую культуру тоже на своих плечах тащат. Занимаются делом, которое шансов разбогатеть не дает, зато времени и нервов отнимает порядочно. Да еще и умудряются магазины свои превращать в важные для столиц и окраин культурные центры. Как помянутый уже «Пиотровский». И как помянутый уже «Фаланстер», кстати, тоже.

Магазины эти маленькие, как правило, почти всегда — на грани выживания, а то и за гранью уже. И как только появились новости про забастовку, появились и скептические комментарии: «Кто это заметит?» «Туда все равно не ходит никто». «Это никак не поможет приговоренным».

И вроде бы правильно все. Очереди в книжные магазины не стоят — хотя в том же «Фаланстере» нетрудно встретить не только студентов и профессоров, но даже и сотрудников администрации президента. И среди этих, как ни странно, грамотные попадаются. Надежд на то, что такая акция, как и любая вообще гражданская акция хоть чем-то может помочь приговоренным, не очень, выражаясь мягко, много. И все же чувствуется за словами скептиков какая-то гнильца, что ли.

Я вот, знаете, по натуре — ну вообще ни разу не активист. Возможно, потому, что успел своими глазами увидеть фальшивый советский «общественный энтузиазм», а это от любого активизма серьезная прививка, уж поверьте. Один старинный русский философ, описывая свои политические взгляды, сказал: «По взглядам я — феодал четырнадцатого века: сижу в башне и отстреливаюсь». Я бы мог то же повторить, но даже и это будет неправдой, потому что я, как правило, лежу на диване в куче котов и отстреливаться мне лень.

Но в последнее время все чаще и чаще приходится почему-то вставать. Стряхивать котов, идти на митинг, отлично понимая, что никто не заметит этого, никому это не поможет, и так далее. Извините, что много говорю о себе здесь, но оттого и говорю, что, похоже, не один я такой. А вот много ли нас?

Много это или мало — двадцать магазинов, закрывшихся на день в знак протеста против применения пыток в ходе следствия по выдуманному силовиками делу? Пустяк, ничто. Много это или мало — несколько сотен людей, которые 14 февраля стояли в очереди на пикеты (как это все-таки удивительно звучит — очередь на пикет!) у здания ФСБ, не побоявшись самой страшной в стране силовой структуры? В городе, где проживает миллионов этак двенадцать народу, и это если скромно оценивать. Даже не капля в море. Капля в капле.

Все так, но они есть. Все мы тут с некоторым опозданием заметили, что гражданские и политические права наши растворились, что вместо них — болотная какая-то жижа. Чавкает, затягивает, шаг в сторону — и кранты. И что бы государство ни творило, остается только вздыхать да возмущаться тихонько — сделать все равно ничего нельзя. Никому не поможешь, никто не заметит, а вот на неприятности, возможно, очень серьезные, можно нарваться.

В этих условиях решение совершить политический жест становится личным делом. Приходится подумать — готов ли ты к смешкам скептиков? А к неиллюзорным, и, возможно, очень серьезным неприятностям? А к мысли о том, что из этого действия с вероятностью, близкой к ста процентам, ничего полезного не выйдет?

Это все тяжелые вопросы на самом деле. Особенно последний. Тут нужно понять, что в любом политическом жесте теперь этическая составляющая теперь важнее прагматической (и это, кстати, плохой для страны знак, это значит, что мы довольно успешно продвигаемся по направлению к настоящей диктатуре). Хочется, конечно, помочь тем, кто попал под государственный каток, и это здорово, когда помочь удается. Но если не получится, ты хотя бы будешь знать, что пытался. Это все не только для них, хотя в первую очередь, конечно, для них. Это еще и для себя.

Так и появляются на болоте островки, на которых уже можно стоять. 20 магазинов больше, чем один. Сотни человек перед зданием на Лубянке — это много больше, чем пустой тротуар перед зданием на Лубянке. И даже помочь иногда получается — вытащили ведь нескольких жертв «московского дела».

Да, не всех. Да, оно все еще длится. И когда вы будете читать этот текст, в Мещанском районном суде Москвы будут зачитывать приговор Андрею Баршаю — «на митинге 27 июля толкнул плечом бойца ОМОНа и причинил ему боль». Мы ведь уже и забывать стали, какие хрупкие люди идут в ОМОН, а они там ничего не забывают.

Но не будь пикетов, митингов, открытых писем (ах, это ведь все так смешно, это все в пустоту, никто не заметит, никому не поможет) — так вообще бы никого не вытащили. Это что-то вроде лотереи, ну, так может, и не стоит уподобляться герою старого анекдота, который все жаловался Господу, что выиграть не может, пока глас с неба не услышал: «Ну ты билетик-то купи хоть раз!»

Никто не заметит, никому не поможешь, но вот уже даже Сергей Миронов, бессмысленный лидер самой мертвой из системных партий требует (!) от прокуратуры проверить сообщения о пытках в ходе расследования «пензенского дела». А он хоть и бессмысленный, зато депутат, его обращения нельзя игнорировать. И премьер-министр Якутии Владимир Солодов высказывается в поддержку обвиненных, а он все-таки, в отличие от Миронова, представитель исполнительной, то есть настоящей власти.

Знаете, они там все, конечно, немного ржавые, но живые люди среди них пока еще есть, а живым людям стыдно немного стоять рядом с теми, кто пытает других живых людей. И если есть вокруг очередной истории про государственный произвол хоть какой-то шум — живые люди задумываются, нервничают, иногда даже действуют. А если не будет шума — так и беспокоиться незачем.

Кроме человеческой солидарности, нечего нам противопоставить государственному зверству. Это мало, но это намного больше, чем ничего. Это — шанс на то, что появятся в нашем болоте островки, на которых можно стоять.

И, знаете, если на одном из этих островков стоять будет Сергей Миронов, я лично не расстроюсь. Пусть — на него весело смотреть, у него усы смешные.