Привет, это корреспондент Саша Шведченко. Последние несколько дней я провела в Казани – освещала последствия школьного шутинга. Здесь я познакомилась с человеком по имени Рифат.
У Рифата трое детей, семья живет в частном доме в хорошем районе – недалеко от гимназии №175. Его дети – дочь Ильзия и сын Дамир – учились в этой гимназии. Утром 11 мая Рифат отвез детей в школу. Утром 12 мая он похоронил дочь на мусульманском кладбище недалеко от дома.
В день трагедии Рифат был на работе. Ему позвонили и сказали, что в школе идет перестрелка. Он приехал к гимназии на машине, все было оцеплено. Никаких данных Рифат с женой не могли получить очень долго: о том, что Дамир жив, они уже знали, а информации о старшей дочери Ильзие нигде не было – ни в списках пострадавших, ни на горячих линиях МЧС и Республиканской детской клинической больницы.
Вместе с Ильзией в классе учился ее троюродный брат Амир. Сначала Рифату сообщили о его смерти. О том, как он узнал о смерти дочери, Рифат так и не смог мне рассказать – заплакал.
За время поездки я поговорила с несколькими десятками людей, которые имеют отношение к этой трагедии. У всех я старалась узнать, почему так произошло, кто, по их мнению, виноват. Я слышала много разных версий: от жестоких видеоигр, которые разрушают психику, до отсутствия государственной идеологии. Кто-то считает, что виноваты интернет и лайки, кто-то – что подростки предоставлены сами себе и им нечего делать. Только один прохожий заикнулся о том, что, возможно, дело в психологическом климате в семье и в том, что близкие стрелка вовремя не заметили того, что с ним происходит, а прохожие – не остановили, когда тот шел в школу с ружьем.
Вчера я брала интервью у Айсылу – дочери работника гимназии, который первым увидел стрелка и получил пулю в голову (остался жив). У Айсылу трое детей, младшей дочери всего пять месяцев. Во время интервью девочка никак не могла заснуть и плакала в коляске, Айсылу попросила меня ее подержать – сама женщина была в кадре. На руках малышка успокоилась, держалась за мой палец и только недовольно посапывала. Через семь лет этот ребенок пойдет в школу, вероятно, снабженную какой-то системой безопасности, но никто, ни один человек в мире все равно не знает, что его там ждет.
У меня нет детей. Но я не могу перестать думать о том, что было бы, если бы это был мой ребенок. Как бы я действовала? Кого винила? Как застраховать его и себя от этого ужаса? Может быть, есть какая-то схема, как в самолете, про маску? Что я прямо сейчас могу сделать для того, чтобы не допустить этого в будущем? Ответа у меня нет ни на один из этих вопросов, как и у большинства жителей Казани. Как и у большинства жителей России.
Зато ответы есть у депутатов, которые предлагают ужесточить контроль над интернетом, видеоиграми, вообще над всем. Схема стандартная: принять кучу запретительных законов, которые никак не помогут быть более осведомленными – ни о психологическом состоянии подростков, ни о том, кто прямо сейчас идет по соседней улице с ружьем расстреливать детей.
А главное, что за неимением других предложений люди с депутатами согласятся и поддержат любые ограничения. Потому что мы не знаем, что делать.
Это текст авторской рассылки «МБХ медиа». Каждую субботу сотрудник редакции пишет вам письмо, в котором рассказывает о том, что его взволновало, удивило, расстроило, обрадовало или показалось важным. Подписаться на нее вы можете по ссылке.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.