Привет, это Семен Кваша и Катя Нерозникова, и мы хотим рассказать вам грустные истории о хлыстах и куске туалетной бумаги.
Ну, или не совсем. Многие из нас были очевидцами домашнего насилия. Со многими это происходило в их доме, но чаще всего оно было за стеной. Оно нас не сильно касалось, нас-то не бил никто, поэтому мы пожимали плечами, грустили и проходили мимо. Ну, а что тут можно сделать?
Когда-то давно я (Сеня К.) работал в одном небольшом издании, и сидел в одном кабинете с Начальником. Начальник был крупный красивый мужчина в очках, много улыбался и вообще производил довольно хорошее впечатление. И вот однажды мы с коллегами (а там сидели еще разные девушки и юноши) сидели и несли всякую чепуху, ради которой мы, собственно, и ходим в офис. Ну, раньше ходили. Чепуха на грани целомудренного флирта, чистая фигня ради фигни, фекальный фонтан в городе Максатиха Тверской области.
И вдруг Начальник мне говорит:
— Семен, ты выглядишь, как человек, который знает, где купить хлыст.
— Ээээээ…
Я, конечно, знаю, где купить хлыст: если надо со стразами, то в бутике Agent Provocateur, если с мехом — то в хорошем сетевом секс-шопе, если для дела — то в магазинах для конного спорта или в соответствующем отделе крупных спортивных сетей. Но это все знают, но почему ты спросил меня об этом, Начальник?
— Понимаешь, у меня есть сын, ему 10 лет. И вот он прямо уже дергается, когда я при нем, я не знаю, поправляю штаны и касаюсь ремня. И я хочу купить что-нибудь, чтобы отделить воспитание от одежды, чтобы не надо было его пороть ремнем.
Я стою с каменным лицом и застывшей на нем улыбкой. Мне хочется ударить Начальника стулом по голове, но не хочется терять эту работу прямо сейчас. С другой стороны, мне придется и дальше находиться в одном помещении с человеком, который систематически пытает собственного ребенка.
— Нет, я не знаю, где купить хлыст, — соврал я. И что-то еще сказал про то, что это вообще-то уголовное преступление, и бить детей нельзя, даже если они твои собственные, но неубедительно, конечно.
Так вот, Начальник совершал (а может и сейчас совершает) уголовное преступление. А я по закону обязан был известить об этом полицию и органы опеки. А те должны были немедленно изъять ребенка из семьи и завести уголовное дело — но, конечно, не сделали бы это. У нас заводится очень мало таких уголовных дел, по несколько десятков на регион, а кое-где и вовсе не заводится.
В общем, я не удивлюсь, если что ребенок Начальника, когда вырастет (он должен по идее был уже школу закончить), уморит его за квартиру.
А мое (Кати Н.) детство проходило на шестом этаже многоэтажки в Подмосковье. Этажом выше жил Гера с мамой — мы с ним были почти ровесники. Слышимость дома была отличная, и мы очень радовались тихим вечерам — они были редкими, потому что мать постоянно кричала на Геру, кричала так, что мы думали — вот сейчас с потолка упадет побелка.
Однажды Гера позвонил нам в дверь — дома была только я, вернулась из школы раньше обычного. Мне было 14 лет, Гере 16. Его руки были в крови почти до локтей. Он промыл их у нас в ванной, а потом рассказал, что мать сегодня была злее обычного, сильно кричала и разодрала ему руки ногтями. Однажды мама Геры уехала куда-то на неделю, предварительно забрав из квартиры все съедобное. Оставила в морозилке стакан воды и рулон туалетной бумаги с запиской — это все, что ты заслужил.
Мать Геры умерла, когда ему было 19. Гера умер в 27 от передозировки героина, его тело сутки лежало в канаве, а после — неделю в морге, его не могли опознать.
Я, моя сестра и мои родители слышали, как мать ежедневно кричала на Геру, издевалась над ним, унижала его и калечила. Мы ничего не сделали, чтобы это прекратить. Прекратил это окончательно только сам Гера. А по закону мы не только могли что-то сделать — мы были обязаны, но не знали этого. Да и откуда? Нам по телевизору не говорили про такое, по телевизору все было хорошо, насилие было где-то в Америке и с ним расправлялся Крутой Уокер.
К чему эти истории? К тому, что сейчас мы знаем, что можно сделать. Мы выросли, у нас есть дети и друзья, у которых есть дети. Мы понимаем, что детям вредят не только физически — иногда поведением родители наносят вред психике ребенка, и вред этот непоправим.
И мы можем помочь. Мы изучили статьи УК и прочли Семейный кодекс, нашли и записали телефоны экстренных служб, прояснили механизм помощи детям в ситуации, когда их жизни и здоровью угрожают собственные родители. Мы хотим, чтобы вы тоже знали эти механизмы и использовали их.
Да, а детей пороть нельзя. И шлепать. И бить. И унижать. Правильного способа не существует.
Это текст авторской рассылки «МБХ медиа». Каждую субботу сотрудник редакции пишет вам письмо, в котором рассказывает о том, что его взволновало, удивило, расстроило, обрадовало или показалось важным. Подписаться на нее вы можете по ссылке.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.