Навальный возвращается в Россию. Не думаю, что это блеф. Все взгляды устремлены на Кремль. Всем интересно, чем он ответит на дерзкий вызов? Вариантов ответа, по общему мнению, немного: не пустить, пустить и сразу изолировать, пустить и продолжить, как ни в чем не бывало, играть с Навальным в политические «кошки-мышки» по старым правилам, а подвернется повод и случай — убить. Но и Навальному есть над чем поломать голову.
Возможно, конечно, что его команда рассматривает в качестве весьма вероятного и «рабочего» именно третий вариант (кошки-мышки) и рассчитывает обойти Кремль на каком-нибудь революционном повороте раньше, чем Кремль переделает без помарок свою лабораторную работу по химии. Но готов ли Навальный всерьез к тому, что после его возвращения правила игры могут стать совсем другими, чем те правила, по которым Кремль играл с ним почти десять лет?
Революция и провокация
Развитие авторитарного государства рано или поздно подводит его к черте, перешагнув через которую, оно уничтожает в сознании элит всякие надежды (иллюзии) по поводу того, что изменение деспотического режима возможно политическим путем без применения насилия. Если и когда это случается, то одним из неизбежных последствий такого поворота истории становится возникновение внутри общества замкнутой социальной касты «профессиональных революционеров», которые объявляют авторитарному государству войну и ведут ее по всем правилам военного искусства. Это особые люди, и к ним не применимы стереотипы «нормального поведения», основанные на прагматизме, расчете, инстинкте самосохранения и так называемом «здравом смысле».
Появление такой касты становится для авторитарного государства серьезной проблемой (чем дальше, тем больше) и требует от него адекватной ответной реакции. Внутри его обширного репрессивного аппарата естественным образом формируется специальная инфраструктура, единственной задачей которой становится борьба с «профессиональными революционерами». Постепенно эта инфраструктура подминает под себя все государство, но при этом она всегда остается внутри него его обособленным секретным подразделением, имеющим карт-бланш на все — à la guerre comme à la guerre, на войне как на войне. В этом, собственно, мы все имели возможность убедиться недавно сами. Терминологически эту контрреволюционную инфраструктуру наилучшим образом обозначает старинное русское слово «охранка». Охранка — это и царская жандармерия, и советское «пятое управление», и нынешнее УЗКС (2-я служба ФСБ) со всеми примыкающими к ней конторами и конторками. Меняются исторические формы, но не политическая суть.
Охранка и революционеры вынуждены годами сосуществовать бок о бок. Они — передовые отряды власти и общества, которые встречаются на линии огня.
Не по своей воле они обречены на постоянное взаимодействие друг с другом. Основным способом их взаимодействия является провокация. Провокация — это кровь, которая течет по жилам революции. Охранка провоцирует революционеров, чтобы поставить революционный процесс под свой контроль, революционеры провоцируют охранку, чтобы использовать ее ресурс для пользы революции. Если революция происходит тогда, когда ее никто не ждет, значит, революционеры переиграли охранку. А вот если революция не происходит, когда ее все ждут, значит, охранка переиграла революционеров. Царская охранка переиграла эсеров в 1905-м, но проиграла большевикам в 1917-м. Это, разумеется, не вместо, а вместе со всеми остальными объективными и субъективными причинами, вызывающими революции.
Столыпин против Трепова — версия 2.0
Внутри русской охранки (хотя, вполне возможно, и не только русской) испокон веков существовало два взгляда, два подхода к борьбе с революцией — игра с революционерами в покер, где выигрывает тот, кто лучше блефует, и игра с ними в морской бой, когда побеждает тот, кто больше поставит крестиков на кладбище. Первый подход ассоциируется с московским генерал-губернатором Треповым, позволившим полковнику жандармерии Зубатову провести смелый эксперимент по созданию собственной «революционной» организации для рабочих (зубатовщина и гапоновщина). Второй — с именем Столыпина, организовавшего жесткое силовое подавление первой русской революции, но по иронии истории погибшего от руки двойного агента охранки и революционного подполья.
В исторической памяти Трепов остался ретроградом и символом реакционного насилия, а Столыпину досталась слава непонятого и недооцененного реформатора, которому совсем немного не хватило времени для того, чтобы избавить Россию от революции. В действительности, скорее всего, все было с точностью до наоборот. Трепов был консервативным реформатором, втайне поддерживавшим проекты либерализации графа Витте, который играл с революционерами сложную партию и часто их переигрывал. Он, по всей видимости, сумел отодвинуть сроки революции на десятилетие. Столыпин же после его смерти, действуя грубо и прямолинейно, добился лишь того, что революция приняла, в конечном счете, самые крайние и изуверские формы.
Но, конечно, это только символы. Провокация и подавление всегда шли рука об руку в практике охранки во всех ее ипостасях, попеременно сменяя друг друга. Схематично спор между любителями поиграть вдолгую и сторонниками простых и быстрых решений внутри охранки должен выглядеть, наверное, как известный диалог Балаганова с Паниковским: «Верьте мне, Шура. Только кража. — Только ограбление». Только грамотная разводка или только изоляция и уничтожение — этому спору никогда не будет конца.
Когда на горизонте нулевых обозначился Навальный и стало очевидным, что вокруг него формируется революционное ядро и к нему подтягивается молодежь, перед охранкой XXI века встал тот же выбор, что и перед охранкой XX века: поиграть с огнем или сразу залить пожар водой. Трудно сказать, какими мотивами руководствовались наследники Трепова, но на первом этапе они победили потомков Столыпина.
С Навальным решили играть вдолгую, делали это терпеливо и расчетливо, возможно, продолжили бы и дальше, но случилась Беларусь.
Конец проекта «Навальный»
Навальный никогда не был ни проектом Кремля, ни проектом охранки. Кому нужен проект, для закрытия которого надо открывать производство в Шиханах? Это, однако, нисколько не препятствовало тому, что Навальный становился частью проектов охранки, целью которых была манипуляция оппозиционным движением. Отчасти это происходило потому, что охранка, избавившись от Ходорковского, не хотела тут же получить во сто крат худшего Ходорковского (хотя бы потому, что Навальный никогда не был «олигархом») на том же месте. Отчасти это было связано с желанием использовать Навального как инструмент раскола оппозиционного движения. Яркие лидерские качества Навального и его неприкрытое властолюбие делали практически невозможным формирование вокруг него широкой коалиции, которая представлялась единственной реальной угрозой режиму в период отсутствия войны и революционной ситуации.
Все изменилось летом 2020 года. Мы, возможно, еще очень долго будем гадать о том, кто, когда и почему принял решение об отравлении Навального, но одна связь очевидна и лежит на поверхности. События в Белоруссии и покушение на Навального и временно, и сущностно связаны между собой. Одно следует из другого. Кстати, именно по последствиям мы можем судить, какой страх и паранойя царили на самом деле в кремлевском «черном ящике» в те августовские дни, когда толпы народа двигались к зданию Дворца независимости в Минске. Не было бы такого страха, не было бы и отравления Навального.
Кремль стал жертвой собственной пропаганды. Он так долго пугал общество угрозой «цветных революций», что каждая серая мышь стала казаться ему раскрашенной в цвета радуги. По всей видимости, у кого-то возникло впечатление, что события в соседней стране могут быстро спроецироваться на Россию. А тут же Навальный!
А Навальный — не Тихановская, за ним не заржавеет. Никто в Кремле не забыл, что он не простит.
Люди, которые вели проект, не смогли представить убедительных доводов в пользу того, что удержат ситуацию под контролем. Проект было решено закрыть в аварийном порядке. Отсюда, по-видимому, и огрехи. Время Трепова и его «гибких» методов закончилось. Началась эпоха Столыпина с его «галстуками». Старые правила игры Навальному больше предлагать не будут. С ним будут играть по новым правилам.
Скромное меню в кафе «у Берии»
Навального вывезли из одной страны, но вернется он (если вернется) в совершенно другую страну. Страну реакции, страну паранойи, где победил культ откровенного насилия. Готов ли он на самом деле к встрече с такой страной? На этот вопрос никто не даст сейчас ответ, даже сам Навальный.
Поступок Навального вызывает восхищение у его симпатизантов и скрежет зубовный у его врагов. Я лично склоняю голову перед личным мужеством Навального, в смелости и креативной талантливости которого я никогда не сомневался. В то же время (боюсь, что мое мнение прозвучит диссонансом), я не считаю принятое Навальным решение о возвращении политически правильным и оправданным с точки зрения тех задач, которые он обозначает как приоритетные — изменение режима власти в России. Еще точнее — я не считаю этот поступок ни рациональным, ни политическим.
За последние несколько дней Навального с кем только не сравнивали, но чаще — с Иисусом, Манделой и Лениным. Ни одно из этих сравнений не является корректным. Иисус не ставил перед собой задачи стать президентом Иудеи. Мандела не по своей воле попал в тюрьму, и при наличии выбора, скорее всего, предпочел бы другое решение. В целом никакого Манделы как политического феномена не возникло бы, будь у ЮАР тогда атомная бомба и неограниченные запасы углеводородов. Был бы еще один узник совести, умерший в тюрьме. А Ленин вернулся только тогда, когда режим счастливо пал безо всякого его участия вследствие государственного переворота, а Россией пыталось управлять мультяшное временное правительство, основным властным ресурсом которого были «понты». До этого вождь революции больше десяти лет занимался публицистической деятельностью в эмиграции и поправлял здоровье в швейцарских Альпах. Приблизительно то же можно сказать о великом и ужасном Хомейни.
С политической точки зрения Навальный будет гораздо более эффективен, оставаясь в эмиграции, чем возвращаясь в Россию. В политическом кафе «У Берии», где подают внуки сталинских поваров, для него есть очень ограниченное меню. Лучший и наиболее вероятный исход — краткосрочный арест с последующим переводом под домашний арест с предельно жесткой изоляцией от внешнего мира. Худшие — и так очевидны.
Станет ли возвращение событием, которое войдет в русскую историю? Безусловно. Приблизит ли оно русскую революцию? Вряд ли.
Поступок Навального скорее эмоциональный и иррациональный, чем взвешенный и политический. Он сорвет аплодисменты у запасшейся попкорном публики в Колизее, но не поднимет римскую чернь на бунт. Тот парень, который действительно сделал русскую революцию, прибыл в Россию в пломбированном вагоне на немецкие деньги. Правда, он нигде не писал, что он политик, а в анкете скромно обозначал свою роль как «литератор». Но, конечно, это было совсем не инстаграмно.
Пока же нам не остается ничего другого, как следить со стороны за развитием сюжета, мня себя стратегами. «Безумству храбрых поем мы славу!» — сказал глупый пингвин, робко пряча тело жирное в утесах. Дисклеймер — автор этих строк не отличается стройным телосложением…
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.