in

Страшная жизнь государственных людей

Фото: Дмитрий Духанин / Коммерсантъ

Принято почему-то считать, что дорвавшиеся до государственных кормушек люди — это счастливые люди. Жизнь их со стороны кажется каким-то бесконечным карнавалом расхитительства с песнями и танцами. На обычного человека с неба падает снег, а на государственного — колумбийский кокаин. Обычный человек думает, как бы дотянуть до зарплаты, а государственный вообще ни о чем не думает и просто часть зарплаты у обычного откусывает. Все это порождает раздражение (законное), ненависть (законную, наверное, тоже, но все-таки ненависть — сомнительное чувство), и временами зависть.

Иван Давыдов

А вот с завистью сложнее. Как-то так сложилось, что я вынужден внимательно следить за мыслями государственных людей. Читать их тексты, смотреть их интервью, обращать внимание на то, что они говорят на своих бесконечных ток-шоу. Кажется, у меня даже уже легкая передозировка от государственнических мыслей. Или даже не легкая. К примеру, не могу и никому не советую смотреть любые передачи Владимира Соловьева. Знаменитый телеведущий давно уже за грань человеческого шагнул и весело там резвится. То есть, это ему, похоже, весело, а для наблюдателя, мечтающего сохранить хотя бы остатки психического здоровья, зрелище получается тяжелое. А недавно с печалью обнаружил, что не могу воспринимать программу Никиты Михалкова «Бесогон». Это и правда потеря. Михалков — подлинный постмодернист, нарративные стратегии у него — примерно как у Алена Роб-Грийе. Сюжеты переходят один в другой с такой прихотливостью, что теряться начинаешь, а отдельная прелесть в том, что кругозор у кинорежиссера — как у старушки, сидящей на лавочке возле подъезда. И глубина выводов примерно такая же, и страх перед новым недружелюбным миром — тот же. Это очень смешно, но столько в слюне его яда, столько ненависти ко всему живому и живущему, что я сломался.

Но я честно пытался вживаться в их мир, пытался представить, что это все — не просто стыдные кривляния за хорошую плату. Что они хоть чуть-чуть верят в ту пургу, которую сами же и несут (где-то выше уже было про снег, Россия, что вы хотите: на календаре весна, а говорить все равно получается только про снег). И когда удавалось вжиться — пугался. Не за себя. За них. Это страшный мир. Я даже пробовал его описать как-то, что ж, попробую еще раз.

Примеров столько, что не знаешь, за что и хвататься. Ну, возьмем хоть интернет. В сети есть, конечно, мошенники, которые с удовольствием воспользуются вашей глупостью и уведут ваш аккаунт, чтобы рассылать с него порноспам или клянчить у ваших же друзей триста рублей на карту. Есть страшные маньяки, наркоторговцы и мрачные тролли. Но любим мы свой интернет не за это. Не из этого он состоит. Сеть сегодня — это друзья, знакомые, книги, кино, мир, раскрывшийся нам навстречу, возможности, которых никогда у человека не было. Это, говоря без лишней мягкости, жизнь и есть.

Но то для обычных людей. А для государственных интернет — мрачная бездна, где копошатся враги отечества, мечтающие в лучшем случае пропагандировать впечатлительным и диковатым россиянам гомосексуализм. В худшем — совершать кибератаки, подрывать обороноспособность священной державы нашей и подслушивать разговоры государственных людей. Собственно, враги России для того интернет и придумали. И выжидали коварно, и дождались: воссиял, как солнце, Путин, закопошились вокруг него государственные люди, и нет у мира иной задачи, чем подслушивать их разговоры.

В скобках: не предназначенных для широкой публики речей Путина я не слышал, а вот речи некоторых государственных людей — доводилось. Тоска смертная. Даже жалко врагов отечества.

И хочет государственный человек от интернета отгородиться каменной стеной, да еще и святой водой эту стену побрызгать, чтобы наверняка.

Мир (раз уж мы тут масштабно сегодня мыслим и слово «мир» все равно уже мелькнуло) — мир разнообразен, и много всего неприятного в нем тоже есть. Но еще мир — это удивительные места, новые знакомые, а главное, как здраво понимает обычный человек, — это громадное множество таких же обычных людей, которым до нас просто нет дела.

До нас нет, а до государственного человека — есть. Только до него и есть. Не мир, а кольцо врагов. Не иностранцы, а потенциальные солдаты условного противника. Мир существует, чтобы вредить государственному человеку и уничтожать плоды трудов его. Илон Маск зародился из западной гнили, чтобы унижать честного патриота Рогозина. Безвестный итальянский фермер выдерживал в подвале сыры свои не для того, чтобы есть их, а чтобы выглядели они жестокой издевкой над нашим родным сыроподобным продуктом. Ну и так далее.

Труд — мелькнуло ведь уже и слово «труд». Обычный человек старается трудиться честно, радуется похвале и спокойно реагирует на критику. Государственный своего труда стыдится. Понимает — хорошо, наверное, что понимает, — занят он чем-то крайне позорным, но не бросает стыдные дела, а целый закон стряпает, чтобы защитить себя от критики и покарать критиканов.

Дальше по некоторой странной логике должен быть май, но рано. Вместо мая пусть будут воздушные шарики. Обычный человек, видя воздушный шарик, улыбается, и вспоминает, например, Винни-Пуха. Я тучка-тучка-тучка, а вовсе не медведь. Государственный человек, глядя на воздушный шарик, вообще шарика не видит. Он видит беспилотный летательный аппарат, способный к совершению враждебных действий. Возможно, даже, — к пересмотру итогов второй мировой войны и отрицанию результатов крымского референдума. И волочет воздушный шарик в кутузку.

Страшная, страшная жизнь, так описал, что хоть жалеть их начинай. Но жалеть тоже ведь не получается: из этой своей темной и пахучей баньки они нами правят. Тех, кто повнушаемей, заражают своей ненавистью, прочим просто отравляют жизнь. И хотя понимают, что делами занимаются позорными, уходить никуда не собираются.

Но уж для зависти здесь точно места нет, вот что я, пожалуй, попытался сказать.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.