Мысль прихотливая штука. Завис над заголовком в новостной ленте: «Рубль вечером развернулся вниз к доллару и усилил снижение к евро». Так теперь принято писать — не на человечьем, на птичьем, и понять нельзя, о чем, собственно, речь, но рубль, видимо, жив все еще, раз так замысловато трепыхается, — и слава богу.
Завис над заголовком, а задумался о прошлом. Сначала — про табло обменников, украшавшие прежде все российские города. Потом — про один приятный вечер в городе Екатеринбурге. Не так уж давно, но словно бы и в другой какой-то жизни, потому что до карантина, мы с друзьями сидели в баре на первом этаже Ельцин Центра. Есть там такой — все екатеринбуржцы, кажется, знают, и все приезжие тоже. В меню, помимо прочего, — блюда по рецептам Наины Иосифовны. И настойки по рецептам Наины Иосифовны.
— Отличные у Наины Иосифовны настойки! — одобрил я, хлопнув рюмку. Кстати, это правда. Действительно отличные. Искренне рекомендую.
— Ну, вот поэтому Борис Николаевич и…
Мой добрый друг, известный политолог, не закончил шутку, да и зачем. Все поняли, все улыбнулись, шутка вышла смешная.
Да, задумался я как раз о добром своем друге. Просто он сейчас сидит. Нет, не тюрьма, пустяки по нынешним, уже не вовсе травоядным временам — 7 суток за оскорбление власти. Что-то он неосторожное в телеграме написал. Кажется, про судей Конституционного суда. Про Ельцина можно шутить без последствий, про нынешних хозяев — уже рискованно. А поскольку нарушение повторное — бывают и среди политологов рецидивисты — друг мой попал под арест. В первый раз просто оштрафовали, но он, видимо, на путь исправления не встал.
Мы ровесники или почти ровесники. Росли в разных городах, но опыт имеем схожий. Юность пришлась на конец перестройки, нас накрыли валом книги, которые до того десятилетиями запрещали. Мы читали все подряд, взахлеб, в голове кипела дикая каша, конечно. Я (не боюсь сказать) лет в четырнадцать считал, что родине нужна конституционная монархия. Ну, не смейтесь, подростку простительно.
Теперь вот дожил почти до абсолютной монархии, а радости почему-то нет. Ладно, не будем отвлекаться.
Мы повзрослели чуть, Союз издох, началась Россия, те самые лихие девяностые, которыми теперь пропагандисты пугают непослушных людей любого возраста. Нас пугать не надо, мы в них жили. И это было очень непростое время, ну, мягко говоря. Пропагандисты не во всем и не всегда врут, такое тоже случается.
Бандиты убивали друг друга и, к сожалению, не только друг друга. Мальчишка, с которым я в начальной школе сидел за одной партой, выбрал этот опасный путь, и остался навсегда в девяносто четвертом, где нам по девятнадцать. Настоящая война, потери в которой никто пока не попытался оценить.
Доценты с кандидатами оставляли кафедры, мчали, прихватив знаменитые клетчатые баулы, в Турцию, за дешевыми шмотками. Стадионы превратились в дикие рынки. Профессор, который днем читал мне лекции, тонкий знаток поздней античности, по ночам сторожил склад и не стеснялся про это рассказывать. Останавливались заводы и останавливалась жизнь работяг, которые совсем не понимали, как вписаться в новую реальность. И мы не знали, сколько завтра будут стоить несчастные деньги в наших карманах. И даже что мы завтра будем есть — тоже не всегда знали.
Все это было. Все ведь так и было. Но еще была не вера даже, при чем тут вера, нет, твердое знание — что это не обязательно навсегда. Что шанс вырулить в нормальную жизнь, в которой свобода есть, а нищеты нет и дикости нет, — у нас все-таки имеется.
И уж точно я бы тогда не поверил, что здесь снова будут запрещать книги. Будут навязывать всем одинаковые мысли и наказывать за неправильные мысли. Что из-за пары неаккуратных фраз можно оказаться за решеткой. Это же просто смешно. Это здесь уже было, и ничего, кроме крови, из этого не получилось. Для чего повторять?
А главное — шанс вырулить в нормальную жизнь был хоть и неочевидно, но прочно связан с уверенностью в том, что книги здесь запрещать не будут, и за неправильные мысли карать — тоже. Никогда больше.
Не исключено, что мы, те, чья молодость пришлась на девяностые, были самым счастливым поколением в России. Никому, ни до, ни после не доставалось здесь столько свободы. Жаль, что мы тогда этого не заметили, и случайный дар приняли за нечто естественное и установившееся навсегда. За нечто такое, что не требует защиты.
Ну да что уж теперь.
Самое большое достижение нынешней власти — в том, что нынешняя власть сумела убедить целую страну, будто скромное благополучие нулевых — ее, власти заслуга. Передергивание, вроде бы, совсем незамысловатое — рост мировых цен на нефть никак от усилий нашей власти не зависел. Но поверили, смирились, стали думать, что у скромного благополучия есть фамилия, и что если человека, который эту фамилию носит, от власти отодвинуть, скромное благополучие кончится.
Да, конечно, не все поверили, были и такие, которые сразу все поняли, кстати, я не из их числа. Я не сразу. Но и это не важно.
Важно, что большинство — помните, мы ведь начали с разговора про курсы валют, — согласилось на этот обмен: хочешь немного благополучия? Отдай немного свободы. Еще хочешь? Еще отдай. И так, пока свободы не осталось, а с благополучием, даже с нашим, со скромным, со смешным наметились ощутимые проблемы.
Еще и выяснилось, а это совсем уж как-то обидно, что без свободы и благополучие свое защитить не получается. Обмен с самого начала был не совсем честным.
И людей опять сажают за слова.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.