Свободу радуге! Лев Рубинштейн о мракобесии и иронической дистанции

Как только разразился в стране и мире короно-карантин, с особой частотой и громкостью зазвучало, причем повсеместно, такое понятие, как «дистанция», и в те дни, и теперь сыгравшее и продолжающее играть универсальную санитарно-гигиеническую роль. 

 

Что бы и не назвать эту самую дистанцию «санитарной»? Но нет, ее почему-то окрестили «социальной». Хотя с чего бы вдруг? По-моему, это совсем не точно и не верно. По-моему, «социальная дистанция» — это что-то совсем другое.

 

Но так или иначе, а «социальная дистанция» вошла в обиход рядовых граждан, а также чиновников разных рангов. 

 

Ну, и сами собой актуализировались и прочие значения и аспекты важного слова «дистанция». 

 

А если учесть, что помимо временно застлавшей информационное небо коронавирусной пандемии, мы все оказались если не жертвами, то по крайней мере свидетелями другой пандемии — пандемии наступательного мракобесия, то и тут во весь рост встает вопрос о необходимости защитной дистанции — не «социальной» и не «санитарной», другой…

 

Совсем недавно пришлось прочитать:

 

«Глава Союза женщин России Екатерина Лахова обратилась к Владимиру Путину с просьбой дать Роскомнадзору поручение проверить рекламу мороженого “Радуга”, которое выпускает компания “Чистая линия”. Ее смутил логотип бренда и само название, Лахова усмотрела в них символику ЛГБТ».

 

Как только я ознакомился с этим волшебным даже по нынешним временам микросюжетом, мне тоже, как и главе Союза женщин, сразу же захотелось обратиться к тому же самому адресату.

«Господин президент!» — сказал бы я, если бы и на самом деле решил обратиться к нему. «Господин президент, — сказал бы я. —  В последнее время, то ли под влиянием гипотетического очищения природной среды, связанного с только что прошедшим всенародным Карантином, то ли вообще непонятно почему, участились случаи возникновения в атмосфере радуг, иногда — что особенно возмутительно — двойных».

«Прошу вас как свежеобнуленного президента использовать все свои полномочия и весь свой несомненный авторитет, убедительно подтвержденный на пеньках, клумбах и болотных кочках нашей необъятной родины, проверить эти пропагандистские природные явления на соответствие их новым, всенародно одобренным поправкам. Благодарю заранее».

А если серьезно, то скажу я вот что. Не президенту, людям. Нормальным людям.

История с «радугой», конечно, производит впечатление, что говорить. Но в разные периоды отечественной истории ХХ века были свои «радуги».

Относительно недавно, как всем известно, всех, кто попадались под руку, ловили, куда-то там увозили и разбирали на отдельные органы, чтобы органы эти продать американцам. Именно американцам! Не австралийцам каким-нибудь! Не ладилось там в Америке ничего без наших российских органов. Да, да! И не надо спорить. Газеты надо читать! Телевизор смотреть! Не врут же они в конце-то концов!

А раньше, в 80-е годы, всех граждан насквозь просвечивали лучами и зомбировали, зомбировали. Вот так мы, зомбированные, до сих пор и ходим, ни о чем таком даже и не подозревая. Ну, это, впрочем, кто как. Некоторые, наиболее проницательные и догадливые, не подозревают даже, а знают твердо. Да и газеты опять же… 

Кстати, о газетах. Знакомый литератор «в рассуждении, чего бы покушать», устроился однажды в уфологическую газету. Это было в «лихие» 90-е годы. Там, как он рассказывал, было довольно-таки не пыльно и даже весело. Когда печатать было нечего, он садился за компьютер и писал что-нибудь в таком роде: «Ранним воскресным утром отец и сын Патрикеевы из села Взнуздаевка, что в Бочкозатыченском районе Липецкой области, отправились по грибы. День стоял на удивление…» Ну, в общем, понятно, что очень скоро отец и сын увидели в небе необычное сияние со всеми вытекающими из него аномальными последствиями. 

Все бы ничего, если бы не два печальных обстоятельства. Первое заключалось в том, что в редакцию с утра до вечера трезвонили наблюдатели, а то и собеседники всевозможных «посланцев». А второе — это то, что дама-редактор сама лично во все это дело беззаветно верила, что крайне затрудняло нормальное протекание редакционного процесса.

А вот еще раньше, в 50-е — 60-е, стоявших в очередях людей незаметно кололи какими-то шприцами. Сзади подкрадутся, кольнут и исчезнут — ищи потом ветра в поле. Что впрыскивали? Да хрен его знает, что. Но то, что кололи, это точно. Сам не видел, врать не буду, но люди рассказывали. Да зачем же им врать? 

Ну, хорошо. А в то, что непарного шелкопряда завезли к нам невесть откуда и подбросили на наши дачные участки во время фестиваля молодежи и студентов, вы что, тоже не верите? А колорадский жук как же тогда? 

А еще раньше просторы родины чудесной кишмя кишели шпионами и диверсантами. Некоторых, не пойманных тогда, вылавливают до сих пор, и тогда в бедных головах следователей, прокуроров и судей во всем своем первозданном величии оживают преданья старины глубокой. 

А еще раньше водились люди с песьими головами и девы с рыбьими хвостами. А еще раньше…

В общем, это было всегда. И все это, начиная со смехотворной борьбы с радугами и кончая  совсем не смешными судебными процессами, начиная с безобидной боязни дурного глаза и кончая газовыми камерами,  называется мракобесием. Все, что построено на отрицании причинно-следственных связей, все, что неспособно к диалогу и рефлексии, все, что апеллирует к «истине», «духовности», «величию», «патриотизму» и прочим категориям, насильственно вырванным из религиозного, философского, исторического и других присущих им контекстов — есть мракобесие. Подозрительные взгляды в сторону чужого и непонятного — это мракобесие.  Иррациональная тоска по «утраченной великой империи» — тоже мракобесие. 

Им, мракобесам я, вообще-то, чисто по-человечески сочувствую. Дремучие дикари, зайцами прошмыгнувшие в XXI век, не обязательно виноваты в том, что они дремучие дикари. Так уж сложилось в нашей непростой истории. В нашей стране, история которой пишется заново каждые лет двадцать и каждая из этих историй строго запрещена к переписыванию ровно до той поры, пока кто-нибудь по распоряжению нового патрона ее все-таки не перепишет, бывает всякое.

Сочувствую, да. Но не считаю правильным им потакать. Нельзя позволять им становиться чем-то вроде пудовых гирь, висящих на наших рукавах, или тяжелой мокрой глины, облепившей наши башмаки. Нам надо идти дальше.

Что противопоставить агрессивному мракобесию? 

Технический прогресс? Но мракобесы, с подозрением относящиеся к прогрессу вообще и к техническому в частности, охотно пользуются его плодами, особенно теми, которые обнаруживают способность стрелять и взрываться, или теми, с помощью которых легче всего подслушивать и подглядывать. 

Науку? Но некоторые из научных идей мутируют в идеологию, в универсальное руководство к действию, в фетиш. И тогда — берегись. Не это ли имел в виду Ежи Лец, когда предостерегал: «Никому не рассказывайте своих снов. Вдруг к власти придут фрейдисты». 

Моду? Для меня совершенно очевидно, что агрессивное неприятие такого важного фактора, как мода, есть безусловное мракобесие. Но штука в том, что бывает мода и на само мракобесие, и триумфальные шествия подобной моды мы время от времени наблюдаем. 

Но есть и еще одно противоядие. Это, представьте себе, ирония, ироническая дистанция. 

И эта дистанция, как ни пытайся упразднять ее директивными мерами или изгонять с помощью магических пассов, как ни обзывай ее «ядом, разъедающим наши традиционные ценности, устои и святыни», как ни обзывай ее «фигой в кармане» или, пуще того, «белым флагом капитуляции», именно она пока что едва ли не единственное сколько-нибудь надежное противоядие против любой очередной утопии, против фундаменталистских и тоталитарных устремлений любого рода. 

Несмотря на то, что мракобесие делится на «научное», «религиозное», «политическое», «бытовое», мракобесы любых сортов и направлений легко сходятся. «Если они не сходятся в теории вероятности, то сходятся в неопрятности», как сказал однажды по несколько другому поводу покойный Козьма Прутков. А еще они сходятся в тупой, звериной серьезности. Мракобесие и веселый, непредвзятый взгляд на мир несовместимы. Воспользуемся этим.