in

«Я выхожу». Лев Рубинштейн о многозначности последних слов минчанина Романа Бондаренко

Акция против насилия и в память о погибшем 12 ноября Романе Бондаренко во дворе дома на площади Перемен, в Минске. Фото: Виктор Драчев / Коммерсантъ

Когда-то, в середине 70-х годов я написал в одном из своих текстов: «Можно поговорить о той опасности, которую представляет собой многозначительность, повсеместно выдаваемая за многозначность».

Об этом вполне можно поговорить и теперь, актуальности эта тема не потеряла, да и опасность эта никуда особенно не делась.

Но сейчас я не стал бы говорить и писать об этом столь категорично и столь безоговорочно. Дело в том, что в те давние годы, когда сочинялся упомянутый текст, мои представления о жизни людей и жизни идей формировались в большей степени под непосредственным влиянием различных текстов или окружавших меня со всех сторон объектов искусства, чем под влиянием самой жизни.

Постепенно, с накоплением социального и чувственного опыта, я стал понимать, что стройность наших устойчивых представлений часто подвергается атакам со стороны разных жизненных обстоятельств. Например, смерти. 

Минская трагедия, случившаяся несколько дней тому назад – гибель молодого человека во дворе собственного дома, избитого до смерти бандитами при чинах и спрятанных погонах, – очень поучительна в этом смысле.

Акция против насилия и в память о погибшем 12 ноября Романе Бондаренко во дворе дома на площади Перемен, в Минске. Фото: Виктор Драчев / Коммерсантъ

И она именно многозначна, а не многозначительна. 

Я пытаюсь представить себе этот или похожий на этот сюжет в виде сюжета кинофильма или беллетристического сочинения. Я пытаюсь представить себе, как бы я воспринял эту предсмертную записку героя, это «я выхожу». Именно так я бы и воспринял это – именно как многозначительность, выдаваемую за многозначность. И я прямо буквально вижу гримасу досады на собственной физиономии.

Но «полная гибель всерьез» переворачивает с ног на голову всю картинку, переводит всю кровавую, всю трагедийную мизансцену в принципиально другой регистр. А острое понимание того, что за эту последнюю запись в социальной сети заплачена ТАКАЯ цена, перекодирует эту в общем-то частную, почти бытовую записку в мощный лозунг, в девиз на рыцарском гербе.  И этот лозунг, и этот девиз становятся в эти дни личными, приватными для множества белорусов. Да и не только их.

Это та цена, которая сама по себе способна нагружать дополнительными смыслами практически любое высказывание.

Каждое из этих двух слов, одно из которых является личным местоимением, а второе – глаголом настоящего времени, стало именно многозначным, нагруженным целым ворохом разных смыслов, для каждого — своих.

Акция против насилия и в память о погибшем 12 ноября Романе Бондаренко во дворе дома на площади Перемен, в Минске. Фото: Виктор Драчев / Коммерсантъ

Мне, например, кажется, необычайно существенным то, что в этом лозунге, в этом коротком энергичном высказывании, ставшем в один момент всеобщим, субъектом высказывания выступает не ожидаемое коллективное «мы», а персональное, приватное «я».

Мне это кажется очень символичным, потому что все это невероятное, невозможное по своей уникальной, – мягкой, но непреклонной, – энергии движение это движение объединенных общими представлениями о добре и зле индивидуальностей. Именно это обстоятельство делает его таким трудным, таким небыстрым, но таким драгоценным, тщательно и терпеливо закладывающим надежный фундамент своему будущему. Это движение совсем нового типа.

Я очень хочу, чтобы каждый или каждая, кто повторяет вслух или про себя эти два слова, знали, что мое сердце с ними в эти дни. 

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.