in

«Дело Тимошенко». Жизнь националиста после ареста за пост «Вконтакте»

Фото: Владимир Чичилимов / ИА Красная Весна

Ругать чиновников и представителей власти в соцсетях становится все опаснее. Яркий пример тому – решение Красногвардейского районного суда Санкт-Петербурга, вынесенное в ноябре 2017 года в отношении Владимира Тимошенко. Причиной уголовного преследования послужил его пост во «Вконтакте», посвященный коррупции в чиновничьем аппарате. Владимир опубликовал его, находясь в колонии Новгородской области, где отбывал срок за планы по подрыву стены Новгородского кремля (ч.1 ст.205 УК, «приготовление к совершению теракта»).

Тимошенко надиктовал текст поста своей невесте по телефону, который та опубликовала от его лица в сообществе «Славянская Сила-Nord West Peterburg». Пост был посвящен борьбе против «антинародного режима Путина и карательно-репрессивного аппарата» и содержал призыв «нанести сокрушающий удар» по этому аппарату. Центр экспертиз СПбГУ заключил, что текст оскорбил и унизил представителей государственной власти.

Тимошенко вышел из тюрьмы по первому делу и вновь был признан виновным в возбуждении ненависти к социальной группе «служащие учреждений и институтов государственной власти» (ч. 1 ст. 282 УК) в ноябре 2017 года. Два года он провел в колонии строгого режима, и совсем скоро выйдет на свободу. Жена Владимира, Александра Шилова рассказала нам, как проходили следственные действия, кто выступал в качестве экспертов и каково это – выходить замуж в СИЗО.

Социальная группа «чиновники»

—  Муж продиктовал мне эту статью, когда сидел по своему первому делу. Опубликована статья была в те времена, когда началась революция на Майдане, а уголовное дело завели в конце 2016 года. Обвинение заявило, что это разжигание ненависти и вражды к социальной группе чиновники и работники госаппарата. Хотя в методичке Минюста говорится, что это не социальная группа.

Послушайте Жириновского и вы поймете: то, что написано было в этой статье  — детский лепет по сравнению с тем, что говорится с экранов. Тут все дело в том, кто говорит. У нас есть подсудные и неподсудные люди. Политики, чиновники – неподсудные и считается, что им можно все. Все прекрасно знают, что в нашем государстве очень много коррупции, недобросовестных чиновников госаппарата. Даже сейчас, в такое коррумпированное время, эти скандалы все равно гремят.

В 2015 году к Владимиру в тюрьму приезжали эфэсбэшники. Один ему заявил: «А кому служить? Этому быдлу  — народу?». На что Владимир ответил: «Вы давали присягу и так отзываться о людях это… моветон». Я так понимаю, это было сказано в достаточно жесткой форме. Уходя, эфэсбэшник сказал: «Ты еще пожалеешь!».

На тот момент Владимир еще не был моим мужем. После этого через пару дней его сразу направили в ШИЗО — на 15 суток за то, что нашли у него зажигалку. И сразу после первого ШИЗО определили на 3 месяца в ПКТ. Это помещение камерного типа – тюрьма в тюрьме.

Следственные действия

—  В конце 2016 года мне звонит муж с телефона начальника колонии и говорит – к тебе приедут из ФСБ. Говори правду и не пытайся меня выгораживать. Помнишь – была статья, ты ее напечатала и вот по ней-то все и пошло. На следующий день мне позвонил новгородский эфэсбэшник и говорит: «Давайте встретимся, я приеду в Питер». Состоялся очень интересный разговор.

«А что, вам нечем гордиться в России?» – спрашивает меня сотрудник. Я говорю: «А чем гордиться? Медициной? Дорогами? Может быть, образованием? Космическими достижениями?» Опять же, это еще 2016 год. Ракеты в таком количестве не бились еще о земную твердь.

—  Вас ничего не радует?

—  Почему, меня друзья радуют. Ребенок мой радует.

—  Почему вы к нам с таким пренебрежением относитесь?

—  Вы работаете в организации, которая крышует проституток, наркотики, торговлю оружием, отмывание денег.

—  Ну, мы-то честные!

Они оставили свой телефон и попросили меня с мужем, после его освобождения из колонии, заехать к ним в ФСБ. Накануне освобождения они позвонили и уточнили, еду ли я.

Задержание

—  Накануне освобождения мужа, моему сыну позвонили из военкомата – придите, пожалуйста, мы потеряли какие-то справки. Я уезжаю в Новгород, сын уходит к 9 утра в военкомат. Квартира пустая. После освобождения мы доехали до ФСБ, часа три там просидели. Нас отпустили, мы сели в машину и поехали. Уже в районе Мясного бора (деревня в Новгородской области) нам в темноте машет гаишник. Я останавливаюсь, а он говорит: «А что вы проехали наш пост в Новгороде? Вот если бы вы сейчас не остановились, мы бы начали вам вслед стрелять». Я отвечаю, что мне никто не махал. Они начали проверять VIN номер моей машины, провозились еще два часа, было уже почти девять вечера.

Владимир Тимошенко. Фото из личного архива Александры Шиловой

Когда мы доехали до дома, выяснилось, что моего ребенка после военкомата вместе с его другом задержали. В полиции их продержали шесть с половиной часов. Причем в этом отделе мой сын слышал разговор. Женщина, которая писала протокол, говорила: «Я их больше не могу держать, я не знаю, за что». В итоге их отпустили без протокола, так же, как и нас.

Поскольку мужу назначен надзор на три года, он должен был встать на учет. И вот в один из дней нам звонит женщина из 26 отдела полиции и просит приехать. Мы собираемся, выходим из квартиры, и тут на мужа налетает спецназ ФСБ.   

Обыск

—  Все прекрасно знают, как происходят обыски ФСБ. Вываливается все из шкафов, громится все, Мамай прошел. Наш обыск происходил так. Они открывали шкафы: «Мы здесь смотрим? Нет, не смотрим. А здесь? И здесь не смотрим. А где смотрим? А вот там посмотри, вот тут книжечки». У меня было ощущение, что они приходили в нашу квартиру раньше. Они знали, где что лежит. У нас было три ноутбука, но один из них мы накануне сдали на запчасти, и они его искали, по всему подъезду бегали, по этажам, думали, что я его у мусоропровода поставила. Спрашивают – а где еще один? Я отвечаю – продан.

Они сломали диван сыну, зачем-то оторвали дверцу у стенки и покололи плитку на балконе. Она лежала там, завернутая в газеты 80-х годов. Видно, что мы ее много лет не трогали – пыльные, смерзшиеся и свалявшиеся газеты. Но все равно они ее развернули и обкололи. Зачем?

Свидетели

—  К нам в суд были вызваны свидетели обвинения. Два молодых человека, юристы новгородского университета. Это третий курс юридического факультета. Когда им задавали вопросы, что такое конституционный строй, что такое «праворадикальная группа», они терялись, не знали, что ответить. Но они якобы оскорбились этим постом. Несли такую чушь, якобы мой муж «против других народов».

—  Где это в посте написано? Этого ведь там нет. А на что вы тогда оскорбились?  — спрашивает муж.

—  Я очень большой поклонник Путина, а вы говорите, что поклонников Путина надо убивать!  — отвечает парень.

—  Этого нигде не было сказано.

—  Ну, вот же, сказано: «нанести удар».

—  Нанести удар по мячу — это тоже, по-вашему, агрессия? – поинтересовался мой муж.

То есть, эти два молодых человека явно с подачи ФСБ пытались оклеветать Владимира. Причем, привезли трех свидетелей из колонии, где он сидел. Они «признались», что Вова вовлекал их во что-то там и пытался свергнуть конституционный строй. Их показания были написаны, как под копирку. И когда их спрашивали: «А вы сами писали?» оба ответили, что написали это с подачи администрации ИК и ФСБ.

Экспертиза

—  Вся экспертиза построена на рассуждениях об Украине, словарях. Ни одного социологического труда. Они не сделали никаких выводов, не проанализировали никаких слов. Эксперта Бориса Мисонжникова допрашивали дважды, часов по пять. Первый допрос был открытый, второй закрытый. На открытом допросе смеялись все, потому что он нес бессмыслицу. Он очень возмущался: «Здесь написано, что если оковы падут, то славяне будут себя гордо называть славянами, а как же другие народы?» Мой муж ему отвечает: «Дагестанцы будут называть себя гордо дагестанцами!» А эксперт: «Ну это же пренебрежение к другим народам!».

Александра Шилова. Фото из личного архива

Но ведь про другие народы в тексте поста вообще ничего не сказано! То есть, эксперты взяли за основу свои измышления, там не было ничего по тексту! Настолько неадекватной, глупой, непрофессиональной экспертизы надо поискать, это редкость просто. Мисонжникова спрашивают: «А было ли прямое разжигание в тексте?» Он отвечает, что нет, не было, но «имплицитно», в связи с ситуацией вокруг нашей страны, на Украине и в Таджикистане — было.

Независимая экспертиза

—  У нас был профессор Владимир Козырьков из Нижегородского университета и заведующая лаборатории Наталья Немирова. Она выступала на суде, на вопросы отвечала аргументировано, ее определения были четкие и ясные. Мы хотели привлечь в суд еще Дмитрия Дубровского  — он конфликтолог, он написал для нас экспертизу, но прокурор встала и сказала: «Он же иностранный агент! Его нельзя, нельзя!». Они приобщили экспертизу к делу, но не зачитали, а его не допустили до суда. После суда Козырькова уволили, а у Немировой были неприятности.  

Знакомство


—  Мы познакомились с Владимиром по интернету. В сети был пост о том, как молодой человек, спасая ребенка, забрался то ли на второй этаж, то ли на третий. Из окна его вытащил, спустился вниз. И у нас с Владимиром началось обсуждение – а перевелись ли мужчины на земле русской. Стали переписываться, общаться. Он никогда не скрывал где он, кто он, за что сидит. Завязалась переписка, достаточно долгая. Первые свидания были через стекло. Это когда между вами стекло в рамочке, два телефончика, с двух сторон. Мы берем трубку, смотрим друг на друга и разговариваем. Там есть записывающая аппаратура, там может сидеть человек, который слушает.

Переписка


—  Мы переписываемся через «ФСИН-письмо». Благодаря проекту Елены Эфрос «Сказки для политзаключенных» мужу пишет много людей. Мама пишет ему обычные письма, поскольку она пожилой человек, у нее нет интернета. Но с обычными письмами все сложно – они очень редко и плохо ходят. Доходят месяца за полтора. Но ни здесь, ни в «Крестах», ни разу никто ничего не вымарывал. Мои письма плохо доходили, после цензора ими зачитывалась половины фсиновцев – там были новости и очень острые комментарии к ним. Я была у них как СМИ. Муж говорил – ко мне фсиновцы приходят и спрашивают: «Это правда? А это?», и потом только отдают письмо. Письма помогают заключенному. Это как дыхание, как ветерок с воли. Позволяют немножко отвлечься от своих дум, забот, бытовухи.

Свидания


—  Когда он сидел в СИЗО обвиняемым, нам давали много свиданий. Можно было бы дать десять – дали бы десять! Потому что все понимали, что дело шито дело белыми нитками. В колонии он хорошо работал, к нему придраться было не за что. А тут я появляюсь! И начались придирки. То заменят поощрение свиданием на благодарность, то еще что-то. Приезжаю я однажды с передачей. Он еще не подписал так называемую «законку» – постановление о том, что ознакомлен с решением суда, а мне говорят, что его увезли в СИЗО Лебедева. А он сидел в ИК–7 в Яблоневке. Приезжаю в Лебедева, а мне говорят – его этапируют в Киров. Начиная с середины августа, его возили: Киров, Вологда, потом опять Яблоневка. После карантина ему положено длительное свидание, но мы пока его не получили.

Свадьба в СИЗО


—  Мы давно хотели пожениться, еще в 2016 году. Но у Владимира был испорчен паспорт, и нам не хотели ставить в него печать. Ему пришлось менять документы, это было очень долго. Паспорт поменяли к освобождению, но пожениться мы не успели – его снова посадили. Мы подали заявление и через два месяца нас расписали. В СИЗО «Кресты» мы просто 15 минут постояли вместе. Процедура такая – ты подаешь заявление, раз в месяц, в определенный день приезжает работник ЗАГСа, с книжкой, ты предварительно оплачиваешь пошлину, все процедуры сама проходишь, но без жениха. Приезжаешь туда, проходишь через КПП в помещение, вам говорят торжественные слова и расписывают. Все без свидетелей, поскольку… Ну какие там свидетели? Обвиняемые, либо сотрудники ФСИН.

Вообще о такой свадьбе никто не мечтает, если честно. Хотелось бы какой-то другой антураж. Но ведь на самом деле, ни лимузины, ни рестораны, не нужны. У меня была уже в жизни одна свадьба, там было и платье, и все остальное. Это вообще абсолютно не помогает в семейной жизни. Вся эта мишура не имеет к семейной жизни ровным счетом никакого отношения.

 

Передачки


—  Раз в месяц в СИЗО можно передавать посылкой не больше 30 кг. В «Крестах» кормили отвратительно. Суп выглядит так: в тарелке огромный слой жира, почти нет воды и горсть капустки. Муж был похож на Кощея – обтянутый кожей скелет. У него заболела поджелудочная, мне пришлось требовать, чтобы ему дали лекарства.

В магазине ФСИН все в три-четыре раза дороже, чем в обычном магазине. Если тогда, в обычном магазине, 29 рублей сахар стоил, то там этот килограмм обходился дороже 60 рублей. Но через магазин ты можешь отправить больше 2 кг сахара, а в посылке – нет. Три десятка яиц там стоит 400 рублей – дорого! Иногда я делаю на 20 кг передачу и еще на других людей отправляю бандероли. Никаких супердорогих продуктов – главное, чтобы сытно. Сигареты нужны – это ведь валюта в тюрьме. Пакуешь особенным образом – все сыпучее пересыпаешь в свои пакеты, фасуешь. Все, что в непрозрачных пакетах, все обязательно пересыпаешь. Чай где-то принимают в пакетиках, а в «Крестах» например из пакетиков требовали вытрясти чай. Если покупаешь его не через их магазин – должен вытрясти. В ИК раньше принимали банки с тушенкой, а вот в СИЗО банки с тушенкой нужно вываливать в мешочек. Главное, зачем нужна тушенка – она долго хранится, а здесь ее приходится съедать сразу.

Убеждения


—  Мой муж и я, мы не скрываем этого, мы —  националисты. Любим свою нацию, не унижая другие. Я не говорю про русских, украинцев, поляков – это все славяне! Западные, восточные, балтийские – какие угодно, но все славяне. Нас разделили по принципу «разделяй и властвуй». Мы теперь разделены с украинцами, одним из самых близких народов. Нас пытаются разделить с белорусами. То, что творится в нашей стране – геноцид. Я живу в России и мне важно, что происходит с моим народом. Вымирают наши села, вымирает средняя полоса России.

Финал


—  У убийцы может быть хорошее поведение, а у террориста и экстремиста хорошего поведения быть не может. Вот по первому сроку муж отсидел 7,5 лет в колонии. У него были сплошные благодарности. Я сама видела его карточку, при мне ее раскрывал начальник. Несколько листов  — сплошные благодарности и поощрения. И в один момент его раз – в ШИЗО, в ПКТ. Судья по надзору спрашивает: а как такое возможно, что у человека шесть с половиной лет одни благодарности и вдруг он стал злостным нарушителем? Администрация колонии пожимает плечами. Мне могут сказать — он твой муж и поэтому ты его хвалишь. Но он действительно умный человек, мудрый и сильный. Тюрьма его не сломала.

 

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.