Российские политтехнологи работали на Украине на «правах старших братьев» и зарабатывали больше, чем в России, но после 2014 года ситуация изменилась. Работавший на избирательной кампании Бориса Ельцина Сергей Маркелов, советник Вячеслава Володина Алексей Чадаев и бывший советник Леонида Кучмы Марат Гельман рассказали «МБХ медиа» о своем опыте работы на Украине, и о том, как там изменилось положение российских специалистов.
Сергей Маркелов: менталитет, наличные и офшоры
До середины 2010-х годов российские политтехнологи не предпочитали именно Украину, наши лезли во все страны: Казахстан, Армению, Грузия — везде, где демократии более-менее начинали зреть. Наши политтехнологи по вопросам СНГ тогда были впереди всей планеты. Немаловажный момент, что было возможно свободное общение, благодаря русскому языку. Не надо было придумывать какие-то иностранные словечки. Плюс менталитет. И Украине нужно отдать должное, там свободно принимали россиян.
Украинцы учатся у европейцев
Наши были на правах «старших братьев», потому что опережали по уровню развития политтехнологий. Мы были в серьезном авторитете: для украинских политиков было очень престижным, если русские политконсультанты работают на них. Плюс эта работа стала заманчивой для россиян, поскольку эти страны стали некой ближней Европой. Это стало модно и престижно.
Рынок политтехнологий Украины тоже прошел определенные стадии. Сначала там вообще не было политтехнологов. Все украинские политтехнологи, если посмотреть их биографию, прошли школу российских политтехнологий. Не было такого, чтобы кто-то там появился с особой украинской школой политтехнологии. Сейчас, может быть, уже есть, но только те, кто поработали с американцами, такими как, Пол Манафорт, консультировавший Виктора Януковича, разными европейскими партиями. Это все способствовало тому, что стали появляться на конкурентном рынке украинские политтехнологи, прошедшие европейские школы.
По моему собственному опыту, я в свое время вел «Партию Зеленых Украины», после того, как ее провалило английское агентство. У западных специалистов очень жесткие правила работы. Например, одно из ключевых правил, если заказчик нанимает политконсультантов, то он не имеет право вмешиваться. Политконсультанты под ключ выдают социологические исследования, не имея права лезть в методику. Еще мои заказчики, которые работали с англичанами, говорят, что вся кампания заранее подписывалась под ключ: технологическая цепочка ближайших трех-четырех месяцев работы. И отклонения по ходу кампании были минимальны. А мы все вместе делали с заказчиком — это было удобно. Нам говорили: «Мы с вами как одна семья. А у этих иностранцев все жестко». И офис иностранцы снимали в другой части Киева от избирательного штаба украинского клиента. Мы при этом офис открывали в самой партии. Это было приятно, мы жили одной и той же жизнью.
В то же время между Украиной и Россией был взаимный обмен политтехнологами. Слышал даже, что сейчас украинцы работают в России. Но меньше гораздо, чем раньше.
О деньгах
Мы были дорогие, гораздо дороже украинских, но конкурентны — гораздо дешевле, чем западные.На Украине мы считались зарубежными политтехнологами, и по моему опыту, и по опыту тех людей, кого я знаю, на Украине они зарабатывали больше, чем в России. Более того, не только чистые деньги в разы больше, и вдобавок работали без договоров либо через договора-прикрытия, либо через офшоры, либо наличные и валюта, в отличие от России, и за счет курсовой разницы получалось еще больше.
После 2014 года: сливы в СБУ и СМИ
Российские политтехнологии не ушли из Украины сразу в 2014 году. Тогда часть наших специалистов вынуждена была отказаться от работы на Украине, и по мере нагнетания антироссийской санкций ушло еще больше. Мы работали там буквально до запрета о въезде из России мужчин до 60 лет. (Украина вводила этот запрет в декабре 2018 года во время действия военного положения, которое продлилось один месяц — «МБХ медиа»). На эту президентскую кампанию и следующие парламентские выборы на Украине было законтрактовано около 20 российских российских компаний.
Я слышал, что заключают контракты на Одессу, в Житомире, в периферийных городах Восточной Украины. У них у всех контракты слетели. Так что в 2019 году россияне системно там не работают.
Как мне рассказывали буквально месяц назад, когда россияне все-таки заходили в штабы кандидатские: там против них начиналась война. Как только кто-то узнавал, что в избирательном штабе работают россияне, это становилось фактором предвыборной кампании, и этот штаб можно было мгновенно ослабить. Тут же кто-то из штаба сливал либо в СБУ, либо в медиа. Сегодня появление россиянина в предвыборном штабе — это прежде всего политический фактор, а не вопрос заработка денег.
Взаимодействовать дистанционно и тайно наши ребята пробовали. Я знаю моих близких, которые пробовали через европейскую компанию заключать контракт от себя с украинцами, чтобы российских ушей не торчало. Минимум две российские политконсалтинговые компании, на уровне физических лиц, так например работали на выборах в Молдавии. Там они заключали контракт с румынским маркетинговым агентом, а он уже с конкретными лицами в Молдавии.
Все пророссийские силы, бывшая Партия регионов, финансисты с Востока, условно пророссийские, или просто оппозиционные к действующему президенту, — лояльны к российским политтехнологам. Но проблема в том, что они не могут обеспечить безопасность политконсультантов, даже Виктор Медведчук.
Алексей Чадаев: «Я понял, что Янукович трус и подонок»
Поезд на Антимайдан
Я работал там последний раз в 2004 году. У меня были, как ни странно, вполне идейные соображения. Я понимал, что там происходит нечто важное и поехал туда не за контракт, а именно участвовал там в организации поездов, которые ехали в Киев на Антимайдан.
Украинские политики часто прибегали к помощи российских политтехнологов. Дело в том, что местные очень легко перекупались, потому что все всех знали. Российские были не обременены массой знакомств, отношений и зависимости: работали на заказчика и больше ни на кого. Это минимизация риска того, что в штабах оппонента все будут знать, что у тебя происходит.
Основной недостаток русского политтехнолога — он плохо ориентируется в разного рода местной специфике. Еще большинство российских политтехнологов не владели украинским. Но это не мой случай, я украинский язык как раз знаю.
Из демиурга в мелкую обслугу
В 2004 году началось оскудение политтехнологического рынка в России, когда возникла дирекция единственного заказчика — в Администрации президента, которая, в общем, стремилась к тому, чтобы других никаких денег на этом рынке не было, а те деньги, которые она тратила сама, расходовались экономно. Это и привело к тому, что сегодня российский политтехнологический рынок очень сильно высох и деградировал по сравнению с 1990-ми годами и началом нулевых. В те времена политтехнолог — это такой демиург: Павловский, Островский, Ситников, Кошмаров — люди, ездящие на дорогих машинах и ворочающие большими деньгами. А сегодняшний политтехнолог — это довольно мелкая и относительно дешевая обслуга. Понятно, что для представителей этой профессии конкурентная украинская политическая ситуация была намного более благоприятная с точки зрения потенциального заработка, чем монопольная в России.
В 2004-м мне был урок — я понял, что Янукович трус и подонок, и работать на него нельзя. А на кого ещё там работать? Украинскую тему я для себя после этого закрыл.
Даже если бы мои коллеги и были сейчас на Украине, я бы не стал рассказывать.
Марат Гельман: «Вранью легче верили»
Что делал на Украине
Я был советником Леонида Кучмы, вместе с Пинчуком я написал большое обеспокоенное письмо о том, что нельзя Януковича делать преемником. То письмо, которое мы делали, шило в мешке не утаишь, донецкие об этом знали, что мы были против, и как только Кучма принял решение о том, что Янукович будет преемником, этот вопрос был автоматически решен и мной, и им.
Второго мая, когда он был выбран преемником, я перестал быть советником Кучмы. Поэтому участвовал как политтехнолог в выборах на Украине в 2002 году — это была Социал-демократическая партия Украины (в 1998-2006 годах ее возглавлял первый президент Украины Леонид Кравчук — «Мбх медиа»). А в выборах, которые закончились первым майданом — я не участвовал.
Политическая служба сервиса
Российские и американские политтехнологи во время первого майдана не были проевропейскими или пророссийскими. Они были, например, как адвокаты — некая служба сервиса. Политологи там не имели своей игры. Они были востребованы у пророссийских и у проевропейских политиков, потому что им нужна помощь профессионала. Для политика выборы — это такой момент, когда он немножко некомпетентен.
После того как в России ввели единый день голосования, политтехнологи стали штатными — при партиях, они являются в каком-то смысле чиновниками.
Российское общество, гораздо больше чем европейское общество, поддавалось манипуляциям. «Критичности общества к информации из медиа не было, поэтому можно сказать, что российские политтехнологи были более успешны, чем их европейские коллеги, но не потому что они были более профессиональны, а потому что среда, в которой они действовали, была более податлива: вранью легче верили, не было скептицизма, фактчекинга. В целом люди больше доверяли печатному слову, телевизору. Сейчас, к сожалению, то же самое в России.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.