in

Где сидит Навальный: глава о «Матросской тишине» из спецпроекта «МБХ медиа» о русской тюрьме

Иллюстрация: Анна-Полина Ильина / «МБХ медиа»
Иллюстрация: Анна-Полина Ильина / «МБХ медиа»

Алексей Навальный начал отбывать свои 30 суток ареста в СИЗО №1 — «Матросской тишине». Внутри этого СИЗО есть свои «отделения» и Алексея поместили в «Девятку» или «Кремлевский централ» — по сути отдельное СИЗО внутри СИЗО. О том, как устроена жизнь в местах лишения свободы в России, мы писали в нашем спецпроекте «Дом наш общий». Публикуем главу оттуда про «Матросскую тишину».

В изоляторе, расположенном на одноименной улице Москвы, по данным ОНК сейчас находятся порядка 1700 арестантов. Возможно, это самое контрастное СИЗО столицы — здесь есть все, от маленьких ВИП-камер до настоящего ада, где арестанты спят на сыром бетонном полу вместе с крысами и плесенью.

Из чего состоит «Матроска»?
Телефоны и карты в камере «Матросской тишины». Фото: «МБХ медиа»
Телефоны и карты в камере «Матросской тишины». Фото: «МБХ медиа»

Все корпуса изолятора можно условно разделить на шесть основных групп. Упорядочим их по условиям содержания — от невыносимого до вполне сносного, если не сказать комфортного, существования.

1) «Тубонар» — свое название этот корпус получил от туберкулезно-наркотического диспансера, который раньше занимал почти все пространство. Сейчас там расположены обычные камеры, но есть и камеры для больных туберкулезом.

«На тубонаре 81 хата, почти все общие, на первом этаже сидят здоровые, на втором с подозрением и здоровые, а на третьем несколько хат, где сидят с открытым и закрытым тубиком. Там прям на хатах нарисовано краской + и –»

Руслан, сидел в 2015–2017 годах, работал в ларьке.

Больных в корпусе не больше 5%, в основном там сидят обычные арестанты, которым по тем или иным причинам «посчастливилось» оказаться в этом корпусе.

«Это настоящее дно, ад. Убитые хаты, плесень, сырость, крысы. Очень тесно, и сидит в основном публика из Средней Азия, Кавказа. Туда же сажают тех, кто хулиганит. Плохо вел себя на общем — отправляют в тубонар», — рассказывает Павел.

2) Общий — пять этажей, камеры по 16–20 человек. В основном сидят второходы. Около сорока камер.

«Тут очень много братьев-мусульман. Как, кстати, и в тубонаре. Все поддерживают черный ход, без вариантов»

Валентин, сидел в «Матросской тишине» в 2017 году.

По словам Руслана, активно в черной жизни этого корпуса участвуют в основном четвертый и пятый этажи, около двадцати камер.

3) Большой спецблок — находится в основном здании, около шестидесяти камер. Там сидят в основном первоходы, а также по политическим статьям и так называемые коммерсанты (159-я статья УК).

«Большой спец не такой “элитный” как малый, но все-таки это и не общий корпус. В основном четверки и шестерки и несколько хат на десять и восемь человек», — говорит Валентин.

4) Малый спецблок — закрытый от внешнего мира, сидят политические, мошенники, крупные наркоторговцы. Не больше тридцати камер. 

По словам Руслана, корпус был полностью «заморожен» после побега в 2013 году. Там сделали ремонт, поставили пластиковые окна и видеокамеры в хатах.

5) Шестой корпус — воровской, аналог «воровского продола» в «Бутырке».

«Отдельный домик одноэтажный, 20 или 30 хат, полная изоляция. Там находится воровской продол, в хатах мелкая решетка, куда пролезает только фильтр от сигареты, дорог нет, но связь у воров все равно есть», — рассказывает Руслан.

6) «Девятка» — «Кремлевский централ», по сути отдельное СИЗО внутри СИЗО, занимает пятый и шестой этажи главного здания. Здесь сидят те, кого нужно во что бы то ни стало изолировать от внешнего мира: киллеры, политики, лидеры ОПГ. Именно там, например, сидели Улюкаев, Пичугин и Шерстобитов.

«Внутри тюрьма в тюрьме — 99/1 — у нее свой начальник — никакой связи с внешним миром. Губернаторы, серьезные люди, шпионы и чиновники. У них своя хозбанда, они с нами на контакт вообще не шли в те редкие моменты когда мы с ними пересекались. Все какие-то зашуганные, говорят, с ними напрямую держит связь ФСБ», — говорит Руслан.

Телефоны в «Матроске»
Телефоны и карты в камере «Матросской тишины». Фото: «МБХ медиа»
Телефоны и карты в камере «Матросской тишины». Фото: «МБХ медиа»

Как мне объяснили, телефоны в «Матроске» «исторически» стоят дешевле, чем в «Бутырке».

«В тубонаре и на общем проблем с телефонами вообще нет, один-два на камеру точно есть», — говорит Павел.

По словам Руслана, это самый «черный» корпус — практически во всех камерах есть телефоны и наркотики.

«Ноги стоят пять тысяч, плюс сам телефон. В красную хату может стоить десять тысяч, поскольку это более рискованно считается», — говорит Руслан.

Он работал в ларьке и сам «затягивал» в СИЗО телефоны.

«У меня были ноги свои, водитель, который в ларек привозил товары, я ему платил семь тысяч за заезд. Это 10–15 телефонов, прямо в коробках заходили. Потом я их по всему централу распространял, мог просто по зеленой пронести», — рассказывает Руслан.

Нет проблем с телефонами и на общем корпусе. Ноги для фонарика стоят те же пять тысяч, для простенького смартфона — восемь тысяч рублей, но бывают и исключения.

«В красную хату затянуть стоило тысяч 30, когда я сидел. Вертухаи туда не носили, нужно было идти к оперу, говорить — мол, вариантов нет, хата красная, а телефон нужен и нам, и чтобы с тобой быть на связи, тебе сообщать информацию. Вот так мы за 30 штук договаривались», — говорит Руслан.

По его оценке, таких камер в корпусе не более десяти. Всего «двигаются» около 20 камер.

На Большом спеце ситуация чуть хуже — телефоны есть примерно в каждой второй камере. Прямой связи с этой корпусом нет, телефоны и другие предметы туда передают по так называемой «Большой дороге».

«Туда тянут через общий по дороге с одного корпуса на другой, это где-то метров 60. Поэтому доходит до них меньше, риск больше, цены тоже выше. Фонарик будет стоить десять тысяч, смартфон 15–20», — поясняет Руслан.

Всего в корпусе 60 камер, из них около десяти «красные», в которых связь есть далеко не всегда.

В малом спеце телефоны — настоящая редкость. По словам Павла, ему дважды удавалось купить телефон, стоило это 60 тысяч рублей, смартфон, который, по его словам, был в одной из соседних камер, обошелся арестантам в 100 тысяч. Руслан утверждает, что телефон при благоприятных обстоятельствах можно было пронести через оперов, стоило это 50 тысяч рублей, но получалось это сделать в лучшем случае в трети камер.

Подводим итоги:

1) Тубонар — 80 камер, по самым скромным оценкам в каждой камере как минимум один телефон (в реальности может быть даже больше пяти, но для наших расчетов будем брать самую минимальную оценку). Итого 1,6 млн рублей в год (80 × 5000 × 4).

2) Общий — 20 активных «черных» камер и пять активных «красных». Здесь также может быть несколько телефонов в камере, но мы вновь будем исходить из расчета одна камера — один телефон и из пропорции смартфонов и кнопочных. Итого чуть более 1 млн рублей (16 × 5000 × 4 + 4 × 8000 × 4 + 5 × 30 000 × 4).

3) Большой спец — это минимум 30 камер со связью. Считаем вновь по самым минимальным оценкам (24 × 10000 × 4 + 6 × 15000 × 4). Итого 1,3 млн рублей.

4) Малый спец — за основу возьмем минимальную озвученную сумму в 50 тысяч рублей и треть камер. Итого 2 млн рублей.

Таким образом общий годовой объем рынка телефонов в СИЗО №1, по самым минимальным оценкам, составляет почти 6 млн рублей.

Наркотики в «Матроске»

Валентин, который большую часть проведенного в СИЗО времени провел в общем корпусе, рассказывает, что ему удавалось покурить довольно часто. Способ получения он раскрывать не стал:

«Наркотики были, есть и будут, по крайней мере на общем и на большом. Раньше можно было “ногами заказать”, сейчас только через передачи тащат на свой страх и риск», — говорит Валентин.

О конкретных способах мне рассказал Руслан. Например, в Тубонаре, где он сидел еще будучи «порядочным» заключенным, находящийся с ним в общей камере «бродяга» регулярно «затягивал» себе героин.

«В хлебе с баландой были дырки, там прям видно было, что дырка в буханке, пальцем проделанная. Несколько шариков героина. Они одним баяном человек 5–6 бахались. Таким же образом в хату заходил гашиш», — говорит Руслан.

Вспоминает он и другие варианты, например, через одного из вольных строителей, которые делали ремонт, или через сотрудников изолятора.

«Строитель заносил плитки в своем чемодане раз в неделю, это недолго продолжалось, но за месяц он килограмм точно затащил. Еще был мент-банщик, он когда нас в баню водил, мы там договаривались, деньги ему прямо на карту заряжали, он все покупал и в следующий раз в бане и отдавал все», — говорит Руслан.

Валентин рассказывает, что в 2017 году в изоляторе воры поставили полный запрет на тяжелые наркотики, который формально сохраняет свою силу до сих пор.

«После того случая с отравлением метадоном, в изоляторе стоит полный запрет на все. Был жесткий шмон и почти все телефоны отлетели. Наказали всех, кто был в этой коляске и не отъехал, их *** (побили) в хате и выкинули в шерсть. С тех, кто за хату отвечал, с них тоже спросили и разгрузили. Они больше ни за что никогда не будут отвечать», — рассказывает Михаил.

Коляской называется способ получения наркотиков, когда заключенные скидываются вместе. Происходит это примерно следующим образом.

«Сидит на общем кто-то, у кого есть ноги, или гашиш на воле. Он связывается с братвой и говорит, что у него есть человек на воле, который подвезет 100 грамм гашиша, себе хочу за это десять. Дальше с заинтересованных пацанов собирают деньги. Это и есть коляска. Дальше ноги встречаются с человеком на воле и приносят это в централ», — поясняет Руслан.

Точных цифр по наркотикам, как в случае с «Бутыркой», мне заполучить не удалось. По словам Руслана, на Общий и Тубонар в месяц «заходит» до полукилограмма гашиша (как минимум 150 тысяч рублей по оптовым ценам), оценки по тяжелым наркотикам он привести затруднился. Валентин утверждает, что одна камера, где больше половины зэков травятся героином или метадоном, может тратить на тяжелые наркотики как минимум 50 тысяч в месяц. При этом один из моих собеседников, который недолго находился в «Матроске» летом 2014 года, утверждает, что в его камеру с общака только за месяц передали наркотиков почти на сто тысяч рублей. По его словам, там крутятся миллионы рублей в год, но «точно меньше, чем в Бутырке».

На мою фразу о том, что в «Бутырке» самые скромные подсчеты дают 10 млн рублей, он лишь удивленно хмыкнул, сказав, «и правда, слишком скромно». Таким образом, если даже ограничиться самыми минимальными оценками, на наркотики СИЗО тратит в месяц около 5 млн рублей.

К этому стоит добавить плату за «иммунитет» от обыска, которую, по словам Руслана, платят чуть ли не все камеры, — 5 тысяч рублей в месяц за то, чтобы опера заранее предупреждали о плановых обысках. Впрочем, Валентин утверждает, что платит около половины всех камер. Снова берем минимальное значение — 90 камер по пять тысяч в месяц, получаем 5,4 млн рублей в год.

К сожалению, мои собеседники из этого изолятора не играли в карты и не смогли хотя бы с минимальной долей достоверности оценить эту сторону теневой экономики СИЗО. Без учета карт получаем почти 16 млн рублей в год.

О том, как устроена тюремная экономика в целом, читайте в специальной главе проекта «Дом наш общий».

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.