После интервью немецкому изданию Der Spiegel Алексей Навальный дал первое большое интервью на русском языке Юрию Дудю в Берлине. Разговор длился почти два с половиной часа. «МБХ медиа» публикует цитаты Алексея и Юлии Навальных об отравлении и лечении оппозиционера, вопросах, которые это отравление вызвало, о политической стратегии Навального от «Умного голосования» до его позиции по голосованию по поправкам в Конституцию.
Что было в самолете. Алексей
— В самолете я открыл компьютер, включил «Рика и Морти», я всегда так делаю на взлете. Ровно поэтому я знаю, на какой минуте мне стало плохо. Думаю, сейчас посмотрю, потом почитаю, никто не трогает, хорошо. На двадцатой минуте мне перестало интересно смотреть Рика и Морти. Я чувствую, что по мне льется холодный пот.
Все спрашивают: каково это — умирать от «Новичка»? Сложно объяснить, потому что это что-то такое, что ты не испытываешь в обычной жизни. Было плохо. Накатывало ощущение: «Я сейчас умру». Я попросил Киру Ярмыш со мной поговорить, чтобы сконцентрироваться на каком-то голосе, потому что все плыло.
Едет мимо бортпроводник. Я подумал, что возьму попить, но потом решил пойти в туалет и умыться. Босиком пошел в туалет. Зашел, умылся два раза. Посидел минуту, но потом подумал, что уже не смогу выйти сам.
Может быть, это прозвучит странно, но наиболее близкое описание — это дементор в «Гарри Поттере».
Дементор тебя целует, тебе не больно, а жизнь уходит. Абсолютно не больно. Но главное поглощающее тебя ощущение — «я сейчас умру».
Я решил, что надо попросить о помощи, потому что невозможно было идти. Я повернулся к бортпроводнику и говорю: «Я сейчас умру». И лег ему под ноги с твердым намерением умирать. Весь организм тебе говорит: «Алексей. Пора прощаться. Что-то ты со мной такое сделал, что явно не совместимо с жизнью».
Пилоты и врачи «скорой». Алексей
— Прелесть ситуации в том, что они очень классно выполнили свою работу, действуя по инструкции. Пилотам сказали, что человек умирает — они моментально начали сажать самолет. Фельдшерам сказали: человек в отключке, они тут же вкололи атропин. Приехала реанимация — вколола атропин и отвезла в токсикологическое отделение.
В России когда все работают по инструкции четко — это скорее всего цепь счастливых случайностей. Увы.
Отравление. Юлия
— Алексей должен был прилететь в 8 утра, и я предложила встретить его в аэропорту. Я собиралась и услышала звонок в 6.40, уже не спала и услышала телефон. Кира сказала: «Юля, не волнуйся, у Алексея отравление, самолет посадили в Омске». Она была в шоке, ей нужно до меня было очень быстро донести главную информацию. Я сказала «Окей» и положила трубку. Потом я перезвонила ей и сказала: «Подожди, что? Мне, наверное, нужно приехать в Омск».
Я схватила чемодан, вещи — как в кино, выдернула из шкафа. Билет на самолет я покупала уже в такси. В аэропорту поняла, что неправильно посчитала время до рейса, и нужно было ждать еще два с половиной часа. Ожидание рейса и сам самолет — это было чуть ли не самое страшное, кроме того момента, когда я увидела Алексея. Понятно, что самолет просто так не сажают в другом городе, что-то достаточно серьезное. А следующее сообщение от Киры было: «Алексей в коме и на аппарате ИВЛ». Тогда стало понятно, что ситуация достаточно критическая. Я пошла в кафе, села, у меня полились слезы.
Заходя в самолет, я понимала, что до Омска лететь 4 часа и на это время меня отрезают от информации. Я летела с Ваней Ждановым, директором ФБК, он тоже успел на этот рейс. Я не могу сказать, что я человек, который все время болтает. Но когда нас спросили, как мы долетели, Ваня сказал: «Нормально, Юля говорила четыре часа, не останавливаясь». Я боялась даже на секунду остаться сама с собой. Все время было чувство: главное не расслабиться, не дать слабину.
Кома и галлюцинации. Алексей
— Когда кома, ты ничего не чувствуешь. Это не как в кино. У меня была самая глубокая кома. Все это время я был жестко на наркоте. Самое страшное для меня – это наркотические галлюцинации и приходы. Сейчас мне даже сложно понять, что было, а чего не было.
Самую адскую галлюцинацию я называл «Группа “Кровосток”». Притом что я понимал, что это галлюцинация. Я перемещался в (тюремную) камеру, там меня спрашивали о правилах нахождения в камере, и это были строчки из песни группы «Кровосток». И спрашивают они про это бесконечно, а пока ты не ответишь, тебе нельзя спать. Когда я встречу ребят из «Кровостока», я скажу все, что я о них думаю. Галлюцинации в моем случае это не розовые слоны, и не говорящие зайцы, и не приятные ощущения. Не понимаю, как люди платят за это деньги.
Больница в Омске. Юлия
— Самое страшное было увидеть его и понять, что все еще хуже, чем я ожидала. У него были судороги. Это как в фильме «Чужой»: он выгибался, когда лежал. Когда я вышла и один из врачей – не из административного персонала, которых отправили со мной общаться, а тех, кто работали – сказал мне в коридоре: «Какое горе, держитесь». Когда так говорят, это практически выражение соболезнования.
Поэтому в каждый момент, когда мы были там, я понимала, что должна его забрать. Не расклеиться и забрать. Потому что там не скажут правду.
Где мог быть яд. Алексей
— Одна из проблем для Путина заключается в том, что есть доказанный факт: в России некто достал «Новичок» и использовал, что само по себе — нарушение Конвенции о запрещении химического оружия. Я выходил из номера, схватившись за бутылку с водой, будучи уже пораженным, значит, заражение произошло в гостинице. Потом прошло 3 или 4 часа — долгий период. Если бы я выпил это, съел или вдохнул, я бы отбросил кони за полчаса или час. Я мог просто снять рубашку с вешалки и дотронуться до вешалки. Это могло быть на одежде. Это могло быть где угодно.
Оно (вещество) из нескольких компонентов, и каждый компонент безвреден. Нужно микроскопическое количество, чтобы убить человека. И самое главное — оно растворяется в организме бесследно. Ровно поэтому меня так долго держали в Омске — они ждали, пока все разложится в организме и не будет никаких следов этого «Новичка». Но тут они ошиблись просто с таймингом.
Было довольно очевидно, что сначала они просто ждали, что я помру. А потом они ждали, что либо я помру, либо превращусь в овоща, либо как минимум выйдут следы. Идея была в том, чтобы меня не выпускать как можно дольше.
Немецкая клиника. Алексей
— Никто не хотел в немецкую клинику. Все просто понимали, что нельзя больше оставаться в омской клинике. Потому что, во-первых, омская медицина легендарна даже по меркам российской медицины, а во-вторых, все понимали, что меня отравили, и все понимали, что я сейчас умру. Нужно было, чтобы хотя бы начали лечить от отравления. Но тут выходят люди и говорят: «Он перепил самогона». Ну как можно у таких врачей оставлять?
Главврач, член «Единой России», выходил и говорил: «Официальный диагноз — нарушение обмена веществ, никакого отравления нет». Меня отравили в регионе, потому что понимали, что в Москве есть очень много классных врачей, за ними есть контроль, и мне не дадут умереть. А если бы я умер, меня бы отвезли в омский морг, и никто бы там не делал никакую экспертизу. «Подозрительная смерть», — сказали бы все.
Почему отпустили в Германию. Юлия
— Я думаю, это были усилия многих людей: мое давление, давление в прессе и в интернете, мое письмо с требованием, чтобы его отпустили, Путину. Я думаю, что в какой-то момент они поняли, что им проще его отпустить, чем устроить шоу, как он умирает в прямом эфире.
Я после этой истории научилась говорить слова «смерть» и «умирает». Раньше, когда в моей семье Леша или дети что-то такое говорили, я все время ужасно на них ругалась, и не люблю произносить эти слова. Теперь мне стало проще это делать. Потому что я понимала, что, скорее всего, он там умрет.
Изъятие вещей из номера сотрудниками ФБК. Алексей
— Когда мы приземлились в Омске, мои соратники в Томске получили новость, что меня отравили. Они сделали то, к чему теоретически были готовы, потому что сценарий, при котором меня убивают, очень часто обсуждается в ФБК. Они решили: «Навального отравили, пойдемте в номер, посмотрим, что он ел и пил». В номер их не пускали, они поставили пост возле номера, чтобы туда никто не заходил. Через некоторые время они уговорили администраторов, зашли, взяли бутылки и то, что лежало на поверхности. Если бы мне кто-то за день до отравления сказал, что это «Новичок» или химическое оружие, я бы рассмеялся в лицо. Сейчас я понимаю, что надо было в этом номере куски обоев срывать, брать отовсюду мазки, чтобы собрать больше улик.
Для того, чтобы понять, от чего лечить, желательно разобраться, чем отравили. Поэтому они не отдавали бутылки и все остальное спецслужбам, они все отдали в госпитале. Это не было никакими уликами. У наших людей из отдела расследований с первой секунды не было никаких сомнений в том, что меня отравили, скорее всего, в гостинице, и что сейчас будет операция «перекрытие».
Мария Певчих. Алексей
— Мария Певчих — начальник отдела расследований, она много лет работает в ФБК, ее знают многие журналисты. Она довольно давно выбрала непубличный для себя формат, но никогда не была каким-то секретным сотрудником. Мы с Певчих не жили в одном номере. Более того, у нас есть специальный протокол: ни в одной гостинице и нигде никто не заходит ко мне в номер, потому что я отлично понимаю: потом они опубликуют видеозапись.
«Отравили свои». Алексей
— Теоретически невозможно исключить, что злодеи завербовали кого-то, взяли родственников в заложники, дали ему пластырь и попросили приклеить на футболку Навального на 10 секунд, а потом в перчатках этот пластырь снять. Практически — я это исключаю. Я с этими людьми работаю много-много лет. Кроме того, мы знаем, как в России совершались политические убийства. И то, что рассказывают федеральные каналы, — это типичный пример увода вопроса от его сущности.
Кто отравил. Алексей
— Моя версия заключается в том, что это сделали сотрудники либо ФСБ, либо СВР по указанию Путина. Можно ли купить «Новичок» в супермаркете? Нет. Можно ли сварить его в лаборатории? Нет. Это бинарное химическое оружие, невозможно это сделать. Для этого нужна сложная химическая лаборатория, и для этого его нужно уметь применить.
Есть совокупность факторов: во-первых, сам «Новичок». Во-вторых, события в Омске: когда министр здравоохранения формирует группу, которая приезжает из Москвы специально доказывать, что я нетранспортабелен. Затем фантастическое по масштабу персональное вранье Путина о том, что я симулировал и сам себя отравил.
Два человека — Бортников и Нарышкин — могут написать: «применить активные мероприятия и сварить коктейль номер девять». Но приказ о применении «коктейля номер девять» в отношении гражданина России не может отдать кто-то, кроме Путина.
Зачем это Кремлю. Алексей
— Последние два года вся наша система находится под беспрецедентным давлением. У нас были рейды, у нас заморожены банковские карты, всех допрашивают, давление нарастает. Я должен Пригожину миллион долларов. Миллион долларов должна Соболь, десятки миллионов рублей должен ФБК. Несмотря на это, мы не просто выжили, мы еще и стали сильнее, довольно эффективно «мочканули» Единую Россию на этих выборах и понимали, что перед выборами в Госдуму им грозят довольно большие проблемы.
Поэтому думаю, что в каком-то смысле мы стали жертвой своего собственного успеха. Мало того, мы использовали давление в свою пользу. Они приходят, отнимают у нас все, нам приходит еще больше пожертвований. Нас не пускают на выборы — мы с помощью стратегии «Умного голосования» используем другие политические партии.
Плюс контекст: Хабаровск, Белоруссия. Путин лично заботится о своей власти и своих деньгах. И вопрос о выживаемости большинства «Единой России» — это вопрос личной путинской власти и его денег. Конечно, его это беспокоит.
Как Алексей очнулся. Юлия
— В первый же день, когда мы приехали, я сказала врачам: «Вы когда будете выводить его из комы, скажите мне, я тоже буду в больнице». Мы же все смотрели фильмы, где больной окружен детьми, родственниками и всех вспоминает. Но когда это стало происходить, стало понятно, что в жизни совсем по-другому. Снижают дозу лекарства, из-за которого он находится в коме, он приоткрывает глаза. Потом открывает и опять их закрывает. Вроде смотрит, но, наверное, ничего не понимает. И это вопрос нескольких дней. Не было такого, что он проснулся и сказал всем: «Доброе утро». Или заулыбался.
Я помню тот момент, когда он не говорил, потому что у него была трубка в шее. Я ему стала показывать переговоры, которые слил Лукашенко — Польши с Германией. И в какой-то момент он начал смеяться. И тогда я поняла, что, наверное, мы еще поборемся.
«Таинственные отравления». Алексей
— Путин лично одержим идеей таинственных отравлений. Ему очень нравится идея о том, что он повелевает армией назгулов или ниндзя, которые наводят на всех ужас. Ты смелый человек, ты не боишься, что тебя посадят или даже застрелят. Но когда «открыл дверь машины», а потом умер – это довольно мистическая история. В Кремле явно наслаждаются тем, что наводят ужас этой идеей. Это они рассматривают как механизм влияния. И это работает. Химическое оружие гарантировано убивает, приносит мучительную смерть, но в целом как оружие войны оно не эффективно. Но для того, чтобы нагнать ужаса и кошмара на широкую публику – это классная вещь.
Может быть, главная цель была — не убить меня, а нагнать ужаса.
Почему выжил. Алексей
— Одна из случайных причин, почему я остался жив, как мне сказали — это то, что у меня была хорошая физическая форма. Я последние два года старался бегать два раза в неделю. И я ненавидел бегать. Я подумал, что наверное, это кармическое вознаграждение.
Охрана в Charite. Алексей
— Пришла группа очень вежливых приличных людей, полиция Берлина: «Вы понимаете, что вас попытались убить, вокруг вас происходят какие-то странные вещи, все наши налогоплательщики расстроятся, если с вами что-то произойдет». Они охраняют не меня, а скорее людей вокруг меня, проще поставить охрану, чем ожидать какого-то не того развития событий.
Визит Ангелы Меркель. Алексей
— Это был частный разговор с семьей, это не был политический разговор. Меня поразило, насколько она в курсе, насколько она понимает, что происходит в России. Она лучше всех знает, что происходит в России, в Хабаровске, в Белоруссии. Еще и на русском языке. Мы перешли на английский, но мне явно показалось, что она могла продолжать весь разговор на русском.
Поступление Дарьи Навальной в Стэнфорд. Алексей
— Мы помешаны на образовании, мы хотели лучшего образования для нашего ребенка, она знает английский, она очень готовилась. Мы платим за общежитие и еду 22 тысячи долларов в год. Если доход твоей семьи меньше 160 тысяч долларов в год, то за тебя платит Стэнфорд, если ты поступил. Ты умный, ты приехал — это классно.
Оплата лечения и работа с Борисом Зиминым. Алексей
— Медицинский борт стоил 75 тысяч евро, его оплатил Борис Зимин. Лечение в Charite обойдется примерно в 60-70 тысяч евро. Никакие немецкие налогоплательщики не лечат, есть набор людей (которые помогают оплатить лечение — прим. «МБХ медиа»), которые должны будут раскрыть свои имена.
Задекларированный доход в 5 440 000 рублей получен от юридической работы на Бориса Зимина по организацию работы по взаимодействию с ЕСПЧ. Зимин понимает, что мне нужно на что-то жить и что политика — это основное мое место работы и приложение сил. Он заключает со мной юридический контакт, я делаю какую-то работу. Это не полноценные отношения клиент-заказчик, это не похоже на спонсорство в полной мере. Безусловно, ему не настолько нужны эти услуги, тем более, что он их заказывает не для себя, а для третьих лиц, ему хочется нас поддержать. Всем понятно, на какие деньги живет Навальный и его семья. Про Путина ты это знаешь? Про Золотова? Я прозрачен для всех. Я благодарен Зимину, он ничего не знает про нашу деятельность, я с ним с интересом болтаю, но это не значит, что он знает про деятельность ФБК больше, чем ты.
Загранпаспорт для лечения в Испании в 2017 году. Алексей
— Мне его незаконно не выдавали много лет, есть даже решение ЕСПЧ. Они организовали это нападение. Я не знаю, как это работает, стыдно стало Путину на секунду или кому-то, подумали: «Ну что-то мы пережестили, будет он ходить одноглазым пиратом и все будут его жалеть». Я не знаю, как шестеренки повернулись, но они повернулись. Если я останусь без глаза, это совершенно точно не понравится большому количеству людей. Они просто не хотят чтобы большее количество людей становились сторонниками.
Голосование по поправкам в Конституцию. Алексей
— Я его не признаю, оно было заранее сфабриковано, это все должно быть отменено. Был бы референдум, я бы первый кричал «Бегом на референдум!». Они отменили явку, отменили выборную процедуру, провели голосование, приняли эту Конституцию до момента голосования. Они сделали специально все для того, чтобы не было этого общенародного порыва. Не существует политика, который бы больше, чем я, призывал участвовать в выборах, но даже по меркам российских выборов, оно является настолько фейковым, что механизм всех призвать был невозможен, что и было подтверждено. Я абсолютно уверен, что они заранее приняли ряд пунктов, который обнулили бы кампанию «Нет!»: это будет не референдум, это будет совсем другие правила выборов, кроме того, эта Конституция будет принята заранее в субъектах федерации. Может быть, мы ошибались, и если бы я призвал всех голосовать против, это придало бы какое-то воодушевление, но я так не думаю. Нет никакого факта, реально указывающего на то, что активная кампания «Нет!» привела бы хоть к чему-то.
Допущенные ошибки. Алексей
— Я сидел в партии «Яблоко» бесконечно, (с 2000 по 2007. — «МБХ медиа»). У меня много технических ошибок в управлении фондом. Мы ошиблись в 15% случаев с выбором кандидатов для «Умного голосования», что лучше, чем на предыдущих выборах. Мы в 75% случаев правильно угадали, а на предыдущих выборах в 69% случаев угадали. В 2012 году произошло много ошибок, все были наполнены воодушевлением, говорили, что не нужно давить на власть, сильно напрягаться, потому что она сама постепенно развалится, Путин через два месяца уйдет. Это был абсолютно неправильный подход. В 2012 году нужно было не расходиться после первого митинга. Пойти в спецприемник и заставить всех из него выпустить, а потом не распускать этот митинг. Не просто один раз их испугать и думать, что они так испугались, что не пересоберутся и не скомпонуются, а просто настаивать на своем с самого начала. В 2012 году это было возможно сделать.
Слухи о работе отца Юлии в ГРУ. Юлия
— Мама работала в министерстве легкой промышленности, папа работал в НИИ, погиб, когда мне было 18 лет. Это какая-то странная история, я это видела у Ксении Собчак. Не могу сказать, что я прекрасно отношусь к Ксении, но мне кажется, что такую историю она придумать не могла. Это выдуманная история, те обстоятельства, которые описываются в той статье, что он генерал ГРУ — это супервыдуманная история.
«Умное голосование». Алексей
— «Умное голосование» — способ участвовать в выборах, когда тебя до них не допускают. Основа политической власти Путина — «Единая Россия». Система работает так, что если монополии нет, они начинают ссориться между собой и начинается политическая жизнь. Противостояние каких-то сил дает политическую жизнь и система становится чуть лучше для людей. Мы дали пройти большому количеству коммунистов в Мосгордуму, и они делают суперштуки. Власти вынуждены реагировать на давление. Люди, которых пускают на выборы, чаще всего не очень хороши, потому что хороших не пускают. Наша задача разрушать монополию власти.
Никогда приятных людей, имеющих шансы победить, они не допустят, особенно после Белоруссии и Тихановской. Небольшое количество классных людей мы поддержим и они пройдут. Наша задача не заливать слезами бюллетень, а хорошенько подумать, кто из этих неприятных людей может выиграть у самого неприятного человека.
Перепалки с журналистами. Алексей
— Лысова (бывший главный редактор «Ведомостей», бывший заместитель главного редактора службы политической информации «Интерфакса», заместитель главного редактора «Медузы». — «МБХ медиа») была гениальным отличным журналистом, она испортилась и стала плохим. Для меня было принципиальным вопросом всех журналистов, которые были нормальными, а стали плохими, публично плющить. Это важно, эти люди должны испытывать давление. Я не собираюсь прощать ни одному приятному журналисту, кому угодно — Лысовой, самым приятным журналистам — если они завтра пойдут в ТАСС, я буду ругать их еще сильнее. Один из моих минусов заключается в том, что я склонен употреблять какие-то эпитеты, которые не стоит употреблять, я перехожу на личности. Я пришел в политику для того, чтобы критиковать конкретных людей. Наверное, в целом это мой минус, это часть моей личности.
Как Россия и Навальный изменились за три года. Алексей
— Россия обеднела, Россия деградировала. Какие проекты Россия пыталась реализовать? Sukhoi Superjet летает? Не летает. Он летает с проблемами, но все иностранные компании от него отказались, его покупает только «Аэрофлот», который заставляют это делать. Космодром «Восточный» — украли немыслимое количество денег, построили не тот стартовый ствол. Никакие проекты Путина не были успешными, Россия деградирует во всех смыслах. Не может система деградировать везде и классно развиваться в области убийства, там она тоже деградирует. Пенсионная реформа произошла. Я сдвинулся в сторону ожесточения — «не мы такие, жизнь такая». Наша организация существует в режиме постоянного давления. С того момента я провел гораздо больше времени под арестом с тех пор, все мы провели много времени под арестом, и мужчины, и женщины. Количество уголовных дел возросло несоизмеримо. Мы среагировали на давление тем, что стали сильнее и выживаем лучше, может быть, отчаяннее и в каком-то смысле агрессивнее.
Возвращение домой. Алексей
— Никто не знает, на сколько процентов я смогу восстановиться, но потом я вернусь. Я спрашиваю врачей, сколько мне еще понадобится времени на то, чтобы у меня не дрожали руки и я был окей. На что они отвечают: «Знаешь, Алексей, мало опыта на эту тему. На тебя посмотрим и будем знать, сколько это требует времени — три недели или еще пару месяцев». Год я почти исключаю, точно нет. Но два месяца вполне может быть.
Я исключаю вариант не вернуться в Россию. Мы растем, наши проценты растут, мы побеждаем на выборах даже тогда, когда нас на них не пускают, нас смотрит все больше людей, наши расследования классные.
Я не пою сейчас песнь самому себе, у нас много ошибок и проблем, но мы скорее идем вверх с большими проблемами, чем несемся по кругу. Я чувствую за собой внутреннюю правоту, меня окружают люди, которые верят в то, что они делают. Это счастье — заниматься делом, которое ты любишь, когда тебя люди еще и поддерживают.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.