«Сейчас правительство не очень заинтересовано в том, чтобы люди выживали». Ася Казанцева о том, как связаны тромбы и COVID-19

Одно из наиболее опасных последствий коронавирусной инфекции  —  нарушение свертываемости крови, ДВС-синдром, развивающийся на фоне пневмонии. Он стал причиной летального исхода в 70% случаев. Группа российских ученых во главе с биофизиком Фазли Атауллахановым работает над исследованием, которое поможет избежать тяжелых осложнений за счет мониторинга свертываемости крови и правильного подбора антикоагулянтов и их дозы на ранних стадиях.

Как лекарства по предотвращению образования тромбов спасают от коронавирусной инфекции? Почему сейчас нельзя проводить Парад Победы и голосование за поправки в Конституцию? И зачем многомиллионному исследовательскому проекту нужна краудфандинговая помощь? Популяризатор науки и волонтер исследования Ася Казанцева рассказала «МБХ медиа», каково работать в «красной зоне» и почему нужно не забывать про спорт в борьбе с ковидом. 

 

— Как ваше исследование свертываемости крови поможет в борьбе с коронавирусной инфекцией?

— Это исследование запустил Фазли Атауллаханов (один из ведущих в России специалистов по системе свертывания крови, научный руководитель Центра теоретических проблем Физико-химической фармакологии РАН, руководитель отдела биофизики Национального медицинского исследовательского центра детской гематологии, онкологии и иммунологии им. Дмитрия Рогачева, член-корреспондент РАН. — «МБХ медиа»). Когда эпидемия только началась и еще было ничего не понятно, он предположил, что вирус может повреждать не только легкие, но и стенки сосудов, чем способствует образованию тромбов. Это приводит к нарушению кровоснабжения в легких и к другим тяжелым последствиям. Тогда не было прямых научных данных, которые это подтверждали. Затем они быстро появились — сейчас это общепризнанная история. Патологоанатомы подтверждают, что на вскрытии у людей много мелких тромбов по всем сосудам. 

 

Фазли начал исследование. Стоит ли измерять скорость свертывания крови? Может ли это помочь предсказать перспективы заболевания? Верна ли идея, что люди с повышенной склонностью к свертываемости крови — с гиперкоагуляцией — болеют более тяжело и чаще попадают в реанимацию и умирают? Чтобы это проверить, нужно изучать состояние системы свертываемости крови у людей прямо в госпиталях. Фазли договорился с 11 клиниками, в каждой из которой была сформирована команда из сотрудников и добровольцев. Это позволяет сделать тест тромбодинамики (высокочувствительный тест, выявляющий нарушения системы свертывания крови.  —  «МБХ медиа»). Часть крови больных отдают нам, чтобы мы могли взять очищенную от тромбоцитов плазму и посмотреть на состояние системы свертываемости крови. 

Работа продолжается круглосуточно. Первый ее этап был обсервационным — нужно было посмотреть, действительно ли есть корреляция между повышенной свертываемостью крови и тяжестью протекания заболевания. И оценить, насколько метод, который применяется в лаборатории Фазли, под названием тромбодинамика в принципе хорошо подходит для оценки этих гиперкоагуляционных состояний в контексте ковида. Этот этап продолжался около двух месяцев, с середины апреля. К концу апреля привлекли добровольцев, и сейчас этот этап уже закончен. Были проанализированы данные около тысячи человек в 11 больницах. Корреляция действительно есть.

Люди, у которых повышенная склонность к тромбообразованию, в среднем статистически заболевают коронавирусом более тяжело, и у них чаще происходят разные осложнения и печальные исходы. 

Это здорово объясняет все странности, которые были непонятны в начале развития пандемии. Например, почему чем старше человек, тем тяжелее он болеет — как раз потому, что с возрастом усиливается склонность к тромбообразованию. Или диабет — это фактор риска, потому что он тоже повышает склонность к тромбообразованию. 

Это же объясняет, почему нелепо не выпускать на изоляции людей на пробежки. Потому что гиподинамия (нарушение функций организма,опорно-двигательного аппарата, кровообращения, дыхания, пищеварения, при ограничении двигательной активности. — «МБХ медиа») тоже страшно повышает склонность к тромбообразованию.

То, что у нас два месяца не выпускали даже на пробежки — это было совершеннейшее безумие, которое на ком-то отразилось плохо. 

Самое существенное, что выявили на первом этапе, — это что состояние системы свертываемости крови может выступать как предиктор, средство для составления прогноза, как человек будет болеть. Если в самом начале выясняется, что у заболевшего слишком сильная склонность к свертыванию крови, это позволяет предсказать, что у него выше шансы перейти в тяжелый сценарий, поэтому его стоит начать более эффективно лечить, возможно, давать ему более высокие дозы антикоагулянтов (лекарственных препаратов, которые препятствуют чрезмерному образованию тромбов. — «МБХ медиа»). 

Как только стало понятно, что коронавирусная инфекция связана с появлением тромбов, наш Минздрав еще до появления результатов больших исследований порекомендовал всем людям, которые поступают в больницу с коронавирусом, вкалывать профилактическую дозу каких-нибудь антикоагулянтов. С одной стороны, это хорошо, но с другой, с этим есть проблема.

Сейчас врачи и в России, и во всем мире уже применяют антикоагулянты, но делают это в значительной степени вслепую, без контроля за состоянием системы свертывания.

И для кого-то эта доза антикоагулянтов окажется слишком маленькой, и тромбообразование продолжится. А для кого-то, наоборот, эта доза антикоагулянтов окажется слишком большой, и у него вместо тромбов начнется внутреннее кровотечение, что тоже бывает. Такие случаи зафиксированы при коронавирусной инфекции. Тут хрен редьки не слаще.

Следующий этап исследования, который сейчас только начинается, будет посвящен оценке того, можно ли выработать клинические рекомендации, можно ли оперативно контролировать состояние свертываемости крови пациента. И предоставлять врачам эту информацию, чтобы они, если сочтут нужным, повышали или снижали дозу антикоагулянтов или заменяли одни антикоагулянты другими, если будет видно, что они не работают. Это позволит и сопоставлять эффект от разных антикоагулянтов в разных дозировках, смотреть, какая стратегия лечения более оптимальна. Задача второго этапа, который только начался и будет продолжаться примерно четыре месяца, — обосновать, что контроль за состоянием системы свертываемости крови имеет смысл, и что он позволяет более оптимально подбирать дозировку лекарств, что снижает вероятность тяжелых исходов, попадания в реанимацию и летального исхода. Проблема тромбообразования в том, что его лучше контролировать с самого начала, пока у человека инфекция не развилась сильно. 

Вирус может развиваться в клетках стенок сосудов, вызывать образования тромбов, которые могут закупорить капилляры. В результате участок легких становится нефункциональным. Вы им дышите, но кислород в кровь он не передает, потому что крови там нет. Более того, к этому участку легких уже невозможно доставить лекарства, опять же потому, что кровь туда не поступает. На томограмме это выглядит как «матовое стекло». Желательно до этого не доводить и снижать степень свертываемости крови до того, как легкие успели повредиться из-за тромбообразования, на ранних стадиях, пока человек еще чувствует себя более-менее нормально. Как надеется Фазли и его команда, человек перенесет инфекцию легко, не попадет в реанимацию. 

 

— А что будет после второго этапа?

— Над тем, чтобы победить коронавирус, работает не только команда Фазли, но и его коллеги по всему миру, которые тестируют самые разные подходы к диагностике и терапии. Никто не знает, кто именно победит коронавирус. Скорее всего, все вместе совместными усилиями. Каждый следующий научный шаг снижает вероятность печальных исходов. Коронавирус сейчас — это всеобщая человеческая война. Никто не знает, какие шаги в ней окажутся более важными, а какие — менее. Это не означает, что эти шаги делать не нужно. Поэтому сложно сказать, что будет после второго этапа. Если нам сказочно повезет, то к этому моменту появится вакцина. Но, скорее всего, это так быстро не произойдет, и на ближайший год это история про то, чтобы продолжать повышать эффективность методов лечения, в том числе и методов лечения, связанных с антикоагулянтами. 

 

— Как вы присоединились к этому проекту?

— Когда проект начал набирать добровольцев, я решила подключиться. В какой-то момент сотрудники стали не справляться с объемами работы. В проекте 11 госпиталей, причем многие из них захотели участвовать по собственной инициативе, и в каждом из госпиталей нужно обеспечить круглосуточное дежурство, потому что кровь может приходить в любое время — скорая приезжает, привозит человека, у человека сразу берут кровь, и уже на этом этапе нужно посмотреть, есть ли у него склонность к гиперкоагуляции. Если да, но над ним должно быть наблюдение с самого начала, а на втором этапе это уже будет основанием передать эту информацию лечащим врачам для возможного изменения лечения. 

Привлекали всех людей, у которых есть какой-то соответствующий бэкграунд. Я биолог по образованию. У большинства добровольцев, если не у всех, кто работает с кровью, образование как-то связано с этой деятельностью. Это могут быть химики, биологи, медики, фармацевты — люди, которые уже знакомы с тем, как работать в лаборатории, как держать в руках пипетку-дозатор. Но с нуля объясняют, как работать с прибором, который нужен для оценки свертываемости крови. Уже после этого люди могут попадать в «красную зону» на дежурства и круглосуточно там сидеть, измерять скорость свертывания крови. 

Я работаю с полуночи до 8 утра. Но не все это время, потому что скорые приезжают с разной частотой. Плотная работа начинается рано утром, в зависимости от больницы, когда кровь поступает из отделений. Когда я работала в Троицке, она начиналась в 4 утра. Сейчас меня перевели в Фили, там ближе к 6 утра. Кровь нужно обрабатывать очень быстро. Я этот процесс начинаю, а утренняя смена меня подменяет. 

 

— Как соблюдается безопасность в лабораториях?

— Зависит от больницы и от того, как устроено здание, возможно ли устроить в нем шлюз с душевой, как рекомендуется. В Троицке душевая была. Люди надевали СИЗ (средства индивидуальной защиты), потом из него выходили, СИЗ уничтожали, принимали душ. В 51 больнице, где я сейчас, СИЗ тоже есть, но мы не смываем с себя все после того, как выходим из «красной зоны». 

Это не так страшно, потому что последние данные показывают, что в самой плазме не так много вирусных частиц. Настоящей опасности подвергаются врачи, которые работают с коронавирусными пациентами. От плазмы можно было бы заразиться, если бы мы ее пили или закапывали в глаза. Но у нас есть очки, маска, халат и плазма на расстоянии от нас, заразиться сложно. Из 50 добровольцев, которые работают больше месяца, никто не заразился за это время. Чтобы заразиться, надо постараться.

 

— Когда, по вашему, в Россию придет вторая волна заболеваний?

— Будет очень странно, если второй волны не будет. Все известные нам данные по эпидемиологии и просто здравый смысл говорят, что вторая волна будет. Скорее всего, эпидемия в мае действительно пошла на спад. Вряд это фальсификация, потому что и мы, и наши знакомые в других госпиталях замечали, что поток скорых стал меньше. В начале мая новых больных было гораздо больше, чем в середине мая. 

Но это не означало, что нужно было немедленно отменять все ограничительные меры и тем более проводить парады и голосования.

Тот факт, что правительство решило проводить голосование, показывает, что правительство не очень заинтересовано в том, чтобы люди выживали.

Нет ничего такого срочного в том, чтобы менять Конституцию, у нас прекрасная Конституция была. Не предоставлять возможности всем людям проголосовать дистанционно, а только тем, у кого есть прописка в Москве — идея довольно безумная. Скорее всего, вторая волна будет даже побольше первой. 

Президенту нужно обнулиться, и ему это важнее. Ладно бы он осенью решил это сделать, когда все пошло бы на спад. Сейчас это безумие, которое ничем невозможно объяснить.

 

— Почему сейчас вы начинаете краудфандинговую кампанию? Ведь вам помогало государство.

— Здесь к правительству вопросов как раз нет, потому что в принципе государственное одобрение чего-либо — очень долгий процесс, это неповоротливая бюрократическая машина. В этом смысле частный бизнес более мобильный, а люди — еще больше. Проблема в том, что нет времени ждать.

Первый этап исследований поддержали «Роснано» (госкорпорация выделила 4 миллиона рублей. — «МБХ медиа»). Национальная ассоциация экспертов в области первичных иммунодефицитов (НАЭПИД) тоже была вовлечена в этот проект. Компания «Гемакор» бесплатно предоставляет тесты тромбодинамики, что очень мило с ее стороны. 

Мы надеемся, что «Роснано» поддержит и второй этап, она вроде бы пообещала, насколько мне известно. Но на это тоже нужно время, а исследование нельзя останавливать. Чтобы его продолжать, нужно очень много расходников — пробирки, насадки на пипетки и другое. Во-вторых, у проекта очень сильная, я бы даже сказала избыточная, система безопасности, которая среди прочего подразумевает, что добровольцы не живут с другими людьми и не пользуются общественным транспортом. Нам всегда снимают квартиры в пешей доступности от больниц, где мы работаем. 

Краудфандинг нужен не для того, чтобы обеспечить весь проект, потому что это десятки миллионов, мы столько никогда не соберем. А чтобы подстраховать разницу между первым и вторым этапом полученных от «Роснано» денег. Мы должны быть уверены, что у нас не закончатся пробирки, а добровольцы не умрут от голода на улице под забором.