«Народ возмущает монархия». Русский анархист в Барселоне о второй волне протестов и беспорядков

В Каталонии в середине февраля вспыхнули массовые протесты, переросшие в беспорядки. Они были вызваны арестом популярного леворадикального рэпера Пабло Хаселя. Его посадили в тюрьму за тексты песен, в которых он прославлял идолов леваков — немецкую R.A.F. и баскских террористов из ETA, а также критиковал королевскую семью Испании. О том, чем недовольны каталонцы, почему они громят свои города и чем их протест отличается от российского, «МБХ медиа» поговорило с Денисом Слепыниным — политэмигрантом из России, живущим в Барселоне.

Денис Слепынин живет в столице Каталонии уже почти полтора года. До этого работал и жил в Москве, ходил на панк-рок концерты и участвовал в социальных и политических акциях. Однажды ему не выплатили зарплату. Он начал искать помощи, и познакомился с активистами «Народной самообороны» — движения, которое боролось против недобросовестных работодателей. Но после дела «Сети» силовики принялись зачищать анархистское подполье страны, и в поле их внимания попало множество активистов, в том числе и «Народной самообороны». Последовали обыски и аресты. Вернувшиеся с одного из допросов активисты рассказали Денису, что полиция им показывала и его фотографию. Тогда он сразу решил уехать из Москвы — «от греха». 

Через месяц, когда все поутихло, вернулся, но гнетущее чувство отсутствия уверенности в своей безопасности не покидало. Денис снова уехал в Европу, и в одном из городов познакомился с русским сквоттером. Тот дал ему совет — не возвращаться: «оставайся нелегалом, да как угодно, но хотя бы ты себя будешь чувствовать увереннее». Денис сдал обратный билет на самолет и остался в Испании. А в феврале прошлого года он узнал, что в списке подозреваемых по делу Азата Мифтахова и «Народной самообороны» есть и его фамилия. «Там мне пытались приписать те вещи, в которых я не участвовал», — рассказывает он. Тогда Денис окончательно утвердился в правильности выбранного варианта. Сейчас он живет в сквоте, а на жизнь зарабатывает жонглированием на оживленных перекрестках столицы Каталонии.

— Какой у вас статус, вы все это время на нелегальном положении? В Барселоне не очень-то любят мигрантов.

— Сейчас у меня статус «просителя беженства». Но есть, конечно, и другие варианты. В Испании, чтобы получить право подавать документы на вид на жительство, прожить здесь нужно три года. То есть ВНЖ «по оседлости». Есть вариант, который мы называем «Paraja» (по-испански «пара» — прим. «МБХ медиа»). Я выходец из антифашистской, анархистской среды, и в нашей субкультуре люди часто помогают друг другу с легализацией. Например, если речь о парне, девушка-испанка может выйти за него замуж, прописать у себя, и тем самым он приобретет право на ВНЖ. Можно задействовать все варианты — одно другому не мешает. А вариант с беженством в Барселоне довольно сложный: чаще всего те, кто просят убежища, получают быстрый отказ — мол, ты недостаточно оснований. Если я получу такой отказ, я все равно отсюда не уеду. Буду пытаться прожить три года.

— Где вы живете?

— В сквоте. 

— Расскажите, что это такое? 

— Сквот — это захваченное жильцами пустующее здание, которое, как правило, давно никем не используется. Оно может служить нуждающимся людям домом или использоваться как социальный центр. Сквот обустраивается в зависимости от желания его обитателей: если, например, ты хочешь устраивать у себя техно-вечеринки или проводить тренировки по кикбоксингу, то больше подойдет заброшенная фабрика. Если не любишь громкие тусовки, то лучше, конечно, небольшой дом. Есть люди, которые просто сквотируют земельный участок и устраивают там кемпинг. 

Внутренние порядки индивидуальны. Например, [устанавливаются свои правила] по количеству гостей, уборке и так далее. Я живу в доме с баром, в нем живут еще две девушки из России. Еще с нами живут один местный парень, один русский, один из Южной Америки и еще мексиканец.

— Я не совсем понимаю, что значит — захваченное здание? А как вы их захватываете? Так можно в любой дом прийти?

— Это очень сложно. Скоро у нас будет суд по дому, который мы сквотируем, и нужно будет искать новый. А это занимает много времени, тем более, что нужно быть предельно аккуратным. Если ты сделаешь что-то не так, то полиция будет это рассматривать захват как взлом, как если бы ты пытался ограбить кого-то. Обычно, когда дом найден, нужно тихо просидеть в нем около 10 дней. Если за это время придет полиция, она должна видеть, что ты здесь живешь, а не просто залез сюда. 

Под сквот ищут дома без сигнализации — или учатся ее отключать. Нужно присматривать за домом, наклеить «марку»,  — например, кусок изоленты внизу двери, — и проверять: если в течение какого-то времени марка на месте, то в этот дом никто не приходит. Потом берется nota simple — это выписка, бумага, по которой ты можешь пробить, кто является собственником жилья. Если банк, то это очень хорошо. Лучше взять дом у банка, который он сам забрал у кого-то за долги — и жить в нем, потому что больше негде. И гораздо хуже — и по этическим соображениям, и для суда, — забрать жилье у человека. У банка такого жилья много. Но все это пробивается очень аккуратно. Когда приходит полиция, общение происходит через дверь. Говорим им, что не грабители и не воры, показываем документы, а потом назначается суд, который решает вопрос о выселении. Раньше это затягивалось надолго, можно было и 10 лет прожить в [сквотированном] доме.

Вообще сейчас все сложнее становится со сквотами. Возможно, скоро придется [в поисках нового места] чуть-чуть отдаляться от Барселоны. 

Недавно, после протестов по поводу Пабло Хаселя, в сквот в городе Матаро, неподалеку от Барселоны, нагрянули полицейские. Там живут итальянцы и мой знакомый из России. Полицейские провели обыск, всех, кто там жил, заковали в наручники и оставили полдня лежать на полу. Причиной послужило то, что во время протестов несколько человек из этого сквота были задержаны, плюс еще пара человек с других сквотов. Сейчас полиция пытается их представить группой террористов, а адвокаты настаивают на том, что каждый действовал отдельно. Если все сложится не в их пользу, ребята могут получить примерно по 10 лет тюрьмы.

— Раз уж заговорили о протестах, то как вы сами относитесь к их триггеру — аресту рэпера Хаселя?

— Все это дело с его арестом выглядит  как цензура со стороны центрального правительства. И в ответ, понятно, поднимается резкая волна негодования. Не только из-за самого ареста — народ, на самом деле, возмущает и монархия в целом. 

— По вашим наблюдениям, сильно отличаются по отношению к протестующим действия полиции в России и Испании?

— В России полиция находится в более привилегированном положении. Ее больше количественно, на ее стороне жестокость законов, тотальная слежка, а сами российские протестующие имеют небольшой опыт уличной борьбы. Но если говорить в целом, то конечно, структуры защиты власть имущих от народного гнева работают схоже.

— Во время акций протеста в Испании часто вспыхивают беспорядки с поджогами, разбитым витринами, уничтожением городской инфраструктуры. В России люди, как правило, ничего не громят…

— Для начала не стоит забывать акции антифашистов. Взять хотя бы Химки (имеется в виду погром администрации Химок в 2010 — «МБХ медиа») и подобные протесты того времени. Там тоже били стекла, жгли фаера, но репрессивная машина в России изощреннее и всегда придумывает новые способы заткнуть рот протестующим. Знаете, как говорят активисты — в противостоянии антифашистов и неонацистов в России победили “мусора”.

Что касается испанских протестов… Понимаете, витрины банков и банкоматы разбивают по понятным причинам — они, по мнению активистов, существуют за счет процентов [по кредитам], отбирают у людей недвижимость, нанимают мафию, чтоб выселять сквоттеров из жилья. Поэтому народная ярость обрушивается именно на банки. По поводу витрин магазинов… я думаю, что в протестах участвуют разные люди, кто-то возможно убежденный антиглобалист и у него есть определенные представления о той или иной корпорации, кто-то просто голодный и злой и пытается получить то, что в условиях кризиса и социального положения ему недоступно. А кому-то, возможно, нужно больше экшена. 

Лично мне очень нравится Барселона и у меня не возникает желания разбирать ее на баррикады, но люди, которые их строят, видят это по-своему. Возможно, борьба за свои права иногда входит в противоречие с эстетикой чистого туристического города.

— Вы сами принимаете участие в беспорядках?

— В том, что сейчас происходит из-за ареста Пабло Хаселя, я не участвую. Я участвовал только в мирных акциях — там, где выселяются какие-то сквоты, и люди со всех районов приходят и поддерживают их. Устраивают ланчи и завтраки для людей, мешают представителю банка зайти внутрь, и благодаря этому судебный процесс затягивается, и люди живут до следующей открытой даты.

Зато я выходил на улицу по различным русским темам, например, в поддержку Алексея Навального. В жесткие темы я не лезу, в конце концов — мне здесь еще документы получать.

— Есть какое-то серьезное отличие в гражданском самосознании испанцев и русских?

— Впервые я приехал в Барселону в октябре 2019 года и сразу попал на протесты за независимость Каталонии. Я пришел туда просто посмотреть, как они живут вообще. И был поражен, насколько это было массово. Когда я слышал громкие взрывы петард, то поначалу испугался — после России это непривычно. У нас я такого не видел и не слышал на акциях. Подумал, теракт какой-то. 

Потом как-то мы ходили на акцию в поддержку заключенных пешком до тюрьмы. Мы шли прямо по трассе, а полицейские вместо того, чтобы нас задерживать, — как было бы в России, — напротив, перекрывали дорогу машинам, чтобы мы могли спокойно выражать свое право на собрание. Понимаете, да? Они не нас задерживали, а наоборот — расчищали нам дорогу. 

Когда мы подошли к тюрьме, там взрывали петарды, включали песни, скандировали лозунги в громкоговорители, делились информацией о том, что из-за карантина людям не дают встречаться с родственниками, усложнились условия содержания. Там выступала женщина, у которой сын умер в тюрьме. Было много людей, студентов, куча народу. С громкоговорителем у здания тюрьмы! Я такого в России себе не могу представить.  

Поэтому, возвращаясь к вопросу,  могу сказать, что у испанцев просто больше опыт протестной активности. Они прошли гражданскую войну, сформировали крепкое рабочее движение. Несмотря на режим Франко, который должен был задавить гражданскую активность, люди остались очень свободолюбивыми, солидарными и, наверное, более радикальными в отстаивании своих прав и свобод. Этим они в общем-то их и добились.

Россия в этом плане сильно отстает в развитии. А на людей там очень сильно давит репрессивный аппарат, поэтому они не могут почувствовать себя свободными, как европейцы.