Не секрет, что ситуация с квотами на высокотехнологичную медицинскую помощь в России далека от идеала: многие ждут важной и сложной операции месяцами, а то и годами. Еще труднее приходится тяжелобольным в колониях и следственных изоляторах. По словам адвокатов и членов ОНК, людям там не то что не делают сложных операций, а даже не создают минимально приемлемых для жизни условий. Необходимого лечения можно добиться разве что через суд, или с помощью многочисленных жалоб. При этом замглавы ФСИН Валерий Максименко считает, что в местах лишения свободы с оказанием медпомощи все гораздо лучше, чем на воле. Настолько, что некоторые ради этого готовы совершить преступление.
Несовместимо с лишением свободы
Осужденные с серьезными заболеваниями не должны находиться в колониях. Отдельное постановление правительства перечисляет все болезни, несовместимые с заключением. В этом списке некоторые осложнения, которые развиваются на фоне антиретровирусной терапии ВИЧ, кавернозный туберкулез легких, раковые заболевания во второй, третьей и четвертой стадий, лимфома Ходжкина и другие заболевания.
Есть и постановление правительства, которое регулирует нахождение тяжелобольных в СИЗО. Заключать под стражу нельзя, к примеру, больных диабетом в острой форме, туберкулезом, тяжелой формой гипертонии и многими другими заболеваниями.
Но первый список неполный, а из СИЗО тяжелобольных просто не отпускают, не обращая внимания на постановление правительства при выборе меры пресечения.
Тех же, чьи болезни не попадают в список, должны лечить и оперировать. Это относится как к колониям, так и к СИЗО.
ФСИН: «Мы спасаем людей»
«Те услуги, которые предоставляем мы, на самом деле выпадают не каждому на воле. Заключенным оказывается помощь самых лучших российских медицинских институтов, научных центров. Это граждане нашей страны, неважно, оступились они сознательно или не сознательно, подставили их или нет. Мы должны их лечить. Они должны вернуться к своим родным и близким живыми и здоровыми», — сказал «МБХ медиа» замглавы ФСИН Валерий Максименко.
Завещание Екатерины Гавриловой
История женщины, которая дважды оказалась за решеткой...
При этом, как говорит Максименко, заключенным даже не нужно ничего делать. На входящем контроле они сдают анализы, проходят рентген и флюорографию. Если у кого-то находят серьезные заболевания, то отправляют на дополнительное обследование.
Особенный предмет гордости Максименко — как раз диагностика. «Сергей Никонов, главный диагност, заведующий диагностикой института Бакулева, сказал, что у нас люди по стране стоят годами в очередях, чтобы попасть в центр на операцию, лечение, получить какую-то квоту. А когда приезжают в места лишения свободы, оказывается, что более 60% людей лечили три, пять, десять лет не от того. И если бы три, пять или десять лет назад начинали лечить от того, то не требовалось бы операции. Самое главное — диагностика. В наших центрах она проводится хорошо, благодаря ней мы спасаем людей».
После диагностики заключенного сразу же отправляют на лечение, делают необходимые операции. «Люди из гражданского сектора ждут годами, пять-шесть лет, чтобы получить квоту на операцию. Наши подопечные получают высокотехнологичную помощь как только она становится необходима», — рассказал Максименко.
Самые сложные операции проводят специалисты из лучших центров страны — с ними, по словам Максименко, ФСИН заключил соглашения. В этом списке онкологический институт имени Герцена, Институт акушерства и гинекологии, Институт по лечению иммунных заболеваний. За последний год, как говорит Максименко, заключенным сделали более 500 сложных операций.
Лекарства ФСИН предоставляет Ростех: «Мы их перестали закупать на общероссийском рынке. Эти препараты не американские, не такие мягкие. Действуют, может, и жестко, но эффективно. Это не подделки, не плацебо, а хорошие лекарственные препараты».
«У него рта нет, ему не могут ввести наркоз»
Можно было бы порадоваться, что в России лечат арестованных и заключенных, относятся к ним, как к людям, пусть и оступившимся. Но после рассказов адвокатов, юристов и членов ОНК появляются сомнения в том, что все так прекрасно.
«По моим наблюдениям, никто и не стремится оказывать высокотехнологичную медицинскую помощь», — сказала «МБХ медиа» забайкальский адвокат Алана Семигузова.
Алана работает со многими заключенными, которым нужны сложные операции, пытается добиться для них медпомощи. Самый яркий случай в ее практике — заключенный Михаил Баранов.
В 2016 году Михаил убил своего соседа, который долгое время его провоцировал и унижал. После этого Баранов попытался застрелиться, но выжил — правда, потерял часть лица.
Перед колонией ему успели только пришить лоскут кожи на место носа, чтобы потом его сформировать. Но когда Баранов попал в забайкальскую ИК-7, лечение закончилось.
Сейчас у Михаила нет одного глаза, носа, языка и челюстей. Остались несколько зубов — удалить их сейчас нельзя, потому что вместо рта небольшое отверстие, а щеки стянуты, зашиты изнутри.
«У него была гастростома, через которую вводили пищу. А потом, когда гастростому удалили, отверстие не зажило и периодически сочится. Сейчас он фактически гниет заживо. Хирург сказал, что Баранову надо делать операцию, убирать и чистить отверстие. Ему такую операцию сделать не могут, потому что у него рта нет. Они ему не могут ввести наркоз», — рассказала «МБХ медиа» забайкальский юрист Анастасия Коптеева, которая пытается помогать тяжелобольным заключенным вместе с Семигузовой.
Увечья Баранова не входят в список заболеваний, с которыми нельзя быть в колонии. Мужчине нужна сложная операция по пластике лица, но ФСИН ее делать не спешит. «Ему дали инвалидность, и в программе реабилитации было указано, что до первого мая 2017 года должны были сделать пластику лица», — сказала Коптеева. Она вместе с Семигузовой узнали о Баранове летом 2018 года и сразу же стали помогать добиваться права на высокотехнологичное лечение через суд.
По закону, высокотехнологичную медицинскую помощь заключенному или арестованному должны оказать либо в условиях колонии или СИЗО, либо, если нет специалистов и нужного оборудования, в обычной больнице, клинике или медцентре. Для этого медсанчасть при колонии должна заключить договор с медучреждением и лечить заключенного за счет ФСИН.
Лечение за свой счет: полмиллиона рублей и 35 суток в ШИЗО
«Оказывать высокотехнологичную медицинскую помощь заключенным и арестованным должны на основании Конституции Российской Федерации. В 41 статье указано, что гражданин имеет право на получение необходимой медицинской помощи. Еще есть Федеральный закон “Об охране здоровья граждан”», — объяснил «МБХ медиа» ответственный секретарь общественной наблюдательной комиссии Москвы Иван Мельников.
На деле же помощи приходится добиваться через суд. Но и там заключенным отказывают в исках.
Сейчас единственный реальный способ сделать операцию заключенному — оплатить ее самостоятельно. Именно так чаще всего поступают родственники.
Геннадий Курбанов отбывает срок в той же ИК-7, где и Баранов. Там у него развился рак тазобедренного сустава. Понадобилась операция по замене сустава и установке на его месте протеза.
«Мать Курбанова взяла кредит в банке, приобрела за полмиллиона протез, упала в ноги высококлассному специалисту по ортопедии, хирургу Александру Мироманову. Он ей пошел навстречу и провел эту уникальную операцию», — рассказала Коптеева.
Все прошло успешно. Мироманов сказал, что заключенному нужен щадящий режим: ни в коем случае нельзя нагружать сустав. Вместо этого за малейший проступок Курбанова отправляли в ШИЗО — за то, что появился не в медицинском халате, а в футболке, если садился на табуретку, не выходил вовремя на построение… Курбанов провел в ШИЗО 35 суток подряд.
В итоге сустав расшатался и в коленях стала скапливаться жидкость. Уже два года заключенному еженедельно выкачивают эту ее шприцем.
Коптеева и Семигузова оспорили помещение Курбанова в ШИЗО и добились компенсации в 70 тысяч рублей. Через суд удалось добиться консилиума врачей, которые должны решить, нуждается ли заключенный в операции. Колония должна это решение исполнить.
«Консилиум провели и врачи сказали, что ему нужна еще одна операция. Пока вопрос повис в воздухе. Непонятно, кто эту операцию будет проводить — конкретного ответа нам не дают», — рассказывает Коптеева.
Подпишите, но дату не ставьте
Случай с Михаилом Барановым в своем роде уникальный. В конце декабря 2018 года Забайкальский краевой суд решил, что он имеет право на оказание ему высокотехнологичной медицинской помощи. До конца 2019 года Баранова должны прооперировать.
ФСИН, по словам Коптеевой, уже договорилась с Институтом стоматологии и челюстно-лицевой хирургии о пластике лица для Баранова. Делать ее при этом будут за счет фонда обязательного медицинского страхования: «У нас все осужденные по стране не попадают под ОМС. У них же полисов нет. Но тут, несмотря на то, что у него нет полиса, они нам отписались, что сделают операцию за счет ОМС».
Но Семигузова считает, что это далеко не счастливый конец истории. В начале 2019 года Баранов действительно подписал согласие на осмотр в Институте стоматологии. «Но врач попросила, чтобы я не ставил дату на согласии и поставил только подпись», — привела его слова адвокат. Она считает, что это нужно, чтобы не везти Баранова в Москву в ближайшее время. А без проставленной даты ФСИН может тянуть с этим довольно долго.
«До настоящего времени меня в Москву не возили, этапировали в Читу, чтобы я прошел медэкспертизу, по крайней мере, мне так сказали местные врачи», — передала слова Баранова Семигузова.
«Как ты вообще ходишь?»
Сложно говорить об оказании высокотехнологичной медпомощи, когда заключенным-инвалидам часто не создают минимальных условий для существования.
Михаил Баранов не может ни жевать, ни глотать, и его адвокаты долгое время добивались самого банального — блендера для перетирания пищи. «Баранову, который не может есть твердую пищу, таких трудов стоило, чтобы ее стали измельчать. Я спросила, как он ест. Он сказал: “Я беру кусок, пальцем туда проталкиваю в горло и сглатываю. Порой давлюсь, потому что начинаю задыхаться, потому что через эту же щель и дышу”», — рассказала Семигузова.
Еще у одного заключенного — Игоря Костромина — асептический некроз головки тазобедренной кости. Это серьезное заболевание тазобедренного сустава, при котором он стирается. Костромин нуждается в эндопротезировании, но его не удалось добиться даже через суд, а Министр здравоохранения Забайкалья написал адвокату и юристу открыто: «Костромину эту операцию делать не будут. Как освободится, пусть сам свои вопросы решает».
«Я добилась, чтобы его осмотрел гражданский врач, тот спросил: «Как ты вообще ходишь? У тебя сустав стерся»», — сказала Коптеева. Более того, по словам Семигузовой, заключенному отказывают даже в специальной ортопедической обуви, которая позволит ему ходить — сейчас одна нога у Игоря сильно короче другой.
«Даже в обычной больнице это невозможно»
«На руководстве следственного изолятора лежит ответственность за оказание необходимой медпомощи. Если оказать такую медпомощь в условиях СИЗО невозможно, например, в случае высокотехнологичной медпомощи, они должны обращаться в Министерство здравоохранения с соответствующими запросами, оперативно взаимодействовать и направлять арестованных на лечение», — объяснил ответственный секретарь общественной наблюдательной комиссии Москвы Иван Мельников.
Но, как и заключенные, арестованные фактически лишены высокотехнологичного лечения за счет ФСИН.
В пример он привел женщину с заболеванием в области онкоурологии. По ее просьбе имя Мельников называть не стал.
Член ОНК сразу сказал, что, на его взгляд, она вообще не должна находиться в СИЗО: «Этой женщине инкриминируют мошенничество, попытку убийства и наркотики. Самое интересное, что обвинение в мошенничестве в итоге отпало. Начальник того самого окружного отдела по контролю за оборотом наркотиков, который причастен к возбуждению дела о наркотиках, сам содержится в СИЗО по подозрению в фальсификации. Еще удивительно, что тот человек, который стал бенефициаром ее дома, оказался тем самым человеком, в попытке убийства которого она подозревается. Достаточно спорно само обвинение».
В условиях СИЗО женщине не могут оказать медпомощь: «Ее вывозили в больницу “Матросской тишины”. Там невозможно абсолютно ничего делать. Только квалифицированные урологи могут оказать ей помощь. Даже в обычной онкологической больнице это практически невозможно».
У женщины несколько месяцев подряд были безостановочные кровотечения. Члены московской ОНК обращались во все возможные инстанции и в итоге добились, что арестованную хотя бы отвезли к урологу. «Она относительно молодая женщина, в возрасте, который предполагает, что она может еще родить. Но единственное, что ей предложили, — сделать операцию по удалению яичников. Из-за того, что ей вовремя не оказали медицинскую помощь, в будущем она не сможет родить ребенка», — сказал Мельников.
Автозак для гипертоника
Предприниматель из Белгорода Александр Пивоваров находится в СИЗО с июня 2015 года. Он один из подозреваемых в хищении средств у филиала ПАО «МРСК Центр» – «Курскэнерго».
Мельников объясняет, что Пивоваров тоже не должен ждать приговора под стражей. По закону обвиняемых в мошенничестве, присвоении, уклонении от уплаты налогов и некоторых других экономических преступлениях не должны арестовывать, если преступление совершено в предпринимательской сфере, без дополнительных обстоятельств (нет постоянного места жительства, нарушалась ранее избранная мера пресечения, не установлена личность обвиняемого или он скрылся от следствия или суда).
Но Пивоваров до сих пор в СИЗО, а состояние его здоровья ухудшается: «Он инвалид третьей группы. У него астма, гипертония. Причем в условиях СИЗО, к сожалению, просто невозможно оказать необходимую медпомощь».
Арестованный живет в камере, там курят. Александру из-за астмы нельзя дышать табачным дымом. Недавно Пивоварова почти каждый день возили из СИЗО в суд, а это несколько часов в душном автозаке. Ему каждый раз становилось плохо, часто к суду вызывали скорую.
«Но суд не принимает во внимание ни ухудшение его состояния здоровья, ни то, что он предприниматель. Органы прокуратуры поддерживают следствие. В итоге мы получаем, что человек с тяжелыми заболеваниями четыре года сидит в СИЗО», — сказал Мельников.
Отпустили, когда впал в кому
Арестованные, которых не лечат, умирают. В 2017 году бывший глава банка «Огни Москвы» Денис Морозов умер после госпитализации из СИЗО. Уже после смерти выяснилось, что он страдал гепатитом С и туберкулезом.
Ему продлевали арест шесть раз, во время одного из продлений он попал в больницу с кровоизлиянием. «Морозова каждый день вывозили в душных автозаках, где люди проводят по 12 часов. Его отпустили по третьему постановлению правительства, в котором опубликован список заболеваний, не совместимых с содержанием под арестом. Но это произошло только после того, как он впал в кому в следственном изоляторе. Его отвезли в больницу, где он спустя некоторое время, находясь на поддержке, он умер. Находясь в состоянии, так сказать, овоща», — рассказал Мельников.
Единичные случаи успеха
По словам Мельникова, иногда члены ОНК все же добиваются высокотехнологичной медпомощи для арестованных. Например, совсем недавно к членам московской ОНК обратился подозреваемый с хроническими заболеваниями. Он не мог ходить в туалет самостоятельно — у него был мочесборник. «Фактически он был инвалидом, но при этом находился в СИЗО. Нам удалось добиться того, что в СИЗО «Лефортово» пошли навстречу и оперативно оказали необходимую медицинскую помощь, отправили мужчину в больницу вместе с конвоем, где ему сделали операцию. Мы недавно приходили к нему, он совсем по-другому себя чувствует», — рассказал Мельников.
Другой случай связан с одним из украинских моряков. Ему недавно провели высокотехнологичную операцию после ранения. Сейчас его состояние стабилизируется.
Но, по словам Мельникова, такое случается редко: «Это единичные случаи. Чаще, к сожалению, нам говорят, что не могут добиться оказания нормальной медицинской помощи».
В СИЗО еще хуже, чем в колониях
В СИЗО условия содержания значительно хуже, чем в колониях. В следственных изоляторах нет свежего воздуха, сыро. Кроме этого, арестованные испытывают стресс от неизвестности и сталкиваются с прессингом следствия.
Очень сложно достать какое-то вспомогательное оборудование: по словам члена московской ОНК и Московской Хельсинкской группы Евгения Еникеева, могут не предоставить даже очки.
Если родственники арестованного купят нужное оборудование сами, то в СИЗО его могут не пропустить. Прошлым летом был случай с 64-летним ученым Алексеем Темиревым, который арестован по делу о госизмене: у него была грыжа. До операции по ее удалению прошло месяца четыре-пять. На этот период врачи прописали ему бандаж. СИЗО ему бандаж не выдало», — рассказал Еникеев.
У человека, который купил этот бандаж для Тимирева, отказывались его принимать и передавать арестованному. Около недели сотрудник СИЗО, по словам Еникеева, не мог принести какую-то нужную бумагу со второго этажа на первый, где принимают вещи для обвиняемых.
«Мне пришлось во время визита передавать бандаж через администрацию. И то случилась проблема. В бандаже есть карман, в котором лежал специальный вкладыш-уплотнитель. Сотрудник СИЗО, который проводил досмотр на предмет безопасности изделия, не являясь медиком, этот вкладыш вынул, тем самым полезность бандажа уменьшилась», — объяснил Еникеев.
Обращения в СМИ, жалобы и ужесточение ответственности
Добиться медпомощи для арестованных, по словам Мельникова, можно благодаря жалобам: «Чаще всего что-то сдвигается с мертвой точки за счет постоянных обращений и к руководству СИЗО, и к уполномоченному по правам человека, и медийная составляющая». Еще важно освещать проблему в СМИ. Очень часто именно это помогает сдвинуть дело с мертвой точки.
«Еще необходимо ужесточать ответственность вплоть до уголовной для сотрудников, которые умалчивают какие-то факты о здоровье людей и подвергают жизнь и здоровье граждан опасности вместо того, чтобы отвезти и проверить, может ли человек содержаться в СИЗО, или не может», — добавил Мельников. Пока же без должного контроля медпомощь в СИЗО получить невозможно.
Помощи ждут 400 тысяч человек
Найти какие-то данные о российских СИЗО и колониях очень сложно. Но некоторые цифры все же есть в открытом доступе.
В начале 2018 года ФСИН отчиталась о снижении смертности в СИЗО и колониях: только по одному туберкулезу она снизилась на целых 55%. Но по данным правозащитников, в местах лишения свободы находятся более 400 тысяч человек, нуждающихся в квалифицированной медицинской помощи, а оказывается она неэффективно и несвоевременно. Как говорилось в докладе 2017 года правозащитной организации «Горячая линия», среди основных проблем с медицинской помощью арестованным и заключенным можно отметить «невнимательность и бесчеловечность сотрудников ФСИН».