Транзит начался, как русская зима — строго по расписанию и, как всегда, неожиданно. В духе времени выбран стиль спецоперации, пока все очень живенько. В целом я, наконец, утер нос своему сыну. Несколько лет назад он вылетел из JFK при лидирующей на выборах Клинтон и включил телефон в Хитроу при победившем Трампе. Я написал эту статью в полете: сел в самолет при премьере Медведеве, а вышел из самолета при зампредсовбеза Медведеве. Но по сути мне не надо ничего переписывать. Несмотря на весь красочный антураж, «холера» развивается по плану.
Путин определился с приоритетным сценарием своей постконституционной реинкарнации. Надо быть осторожным в прогнозах: определиться — не значит жениться. Нет гарантий, что все пойдет по плану и случится так, как задумано. Но на сегодняшний день основной сценарий выбран: конституционная ротация со смещением центра силовой вертикали.
Пока ставка сделана на самый очевидный, широко применяемый диктаторами всего мира — от Нигерии до Турции — и отчасти уже опробованный в самой России сценарий. Путин, как и любимый герой Ильфа и Петрова (не путать с Башировым и Петровым — примечание для новых поколений), не балует оппонентов разнообразием президентских дебютов. В терминах опубликованной мною ровно год назад по тому же поводу и в том же месте статьи «Год конституционных фантазий», выбранный в Кремле подход можно обозначить как комбинацию из «псевдопарламентской демократии» с «понятийной республикой».
Ключевое для понимания собственно конституционной стороны происходящего является осознание того простого обстоятельства, что с настоящего момента конституционное строительство в России целиком и полностью подчинено одной-единственной цели: удержанию власти в руках Путина и его окружения. Никаких других функций у российской Конституции больше нет. В ближайшее время она вся будет переиначена и стерта в конституционный порошок, из которого на кремлевском политическом 3D принтере по авторитарным лекалам будут распечатывать самые причудливые конституционные и политические конструкции.
Из вещей, которые были менее очевидны и не просчитывались год назад, — предложение принять новую «Путинскую Конституцию» на референдуме. Понятное стремление прошить свою будущую весьма оспоримую легитимность «тройным швом» и не менее понятное тщеславное желание поставить «свою» Конституцию в один ряд со сталинской, брежневской и ельцинской не исчерпывают содержание этой многогранной идеи. Референдум — это такая мощная мобилизационная политтехнологическая фишка, вокруг которой много чего можно навертеть. В том числе — досрочные выборы, но не только. Так что надо очень внимательно следить за «чистыми руками» и «холодной головой».
Из других неожиданностей — 25 лет без права президентства. В целом понятно, что это персональная конституционная поправка имени Ходорковского. Но все-таки до настоящего момента Кремль не показывал с такой очевидностью, что рассматривает последнего в качестве своего главного оппонента. Обычно такого рода политические фобии принято как-то маскировать. Но, видимо, достало. Это в некоторой степени вещь избыточная и ненужная, потому что уж если дело в России дойдет до того, что Ходорковский будет реально претендовать на власть, то никакие оговорки никакой Конституции не спасут.
Тень Ходорковского вообще странным образом нависает над этой конституционной инициативой со всех сторон. Осторожно и непоследовательно Путин предлагает сдвинуться в сторону парламентской республики, что Ходорковский давно предлагает прямо и открыто. Правда, у Путина этот сдвиг чисто формальный, даже фейковый, потому что он компенсирует его огромным количеством конструкций, специально спроектированных для того, чтобы на практике обеспечить бесконечное по времени существование режима неограниченной личной власти.
С этой точки зрения у меня неоднозначное отношение к основным тезисам конституционного послания. Если рассматривать Конституцию как книгу, то по отношению к ней верно известное изречение: писатель вкладывает в свое произведение один смысл, после опубликования оно приобретает другой смысл, читатель находит в нем свой смысл. Какой бы смысл Путин ни вкладывал в предлагаемые конституционные поправки, на практике они будут жить своей жизнью. Каким бы мизерным не было это движение, оно — все-таки движение. И перефразируя другого героя этой конституционной истории, можно сказать, что движение — это лучше, чем недвижение.
Завершить этот короткий комментарий, написанный в небе между родиной Муссолини и родиной Брекзита, я хотел бы воспоминанием об одном диалоге, который случился у меня в конце 2012 года с одним из архитекторов нынешнего политического режима — человеком острого ума со стальным взглядом серых глаз. Услышав о предстоящей первой конституционной рокировке, я, будучи моложе и, соответственно, наивней почти на целых 10 лет, спросил: но что же они будут делать, когда пройдут еще два срока? «Поменяются снова местами», — ответил мой собеседник. «Ну это же будет смешно» — воскликнул я. «Нет, — возразил мне “архитектор”, — никто не будет смеяться, и сотня таких, как вы, напишут тысячи статей, доказывающих, что это хорошее решение».
Он был прав. Уже пишу…
Говорят, что все преемники воруют, все ж ворюги мне милей, чем кровопийца…
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.