В Белгороде продолжается конфликт между служителями местной епархии и местным блогером и журналистом Владимиром Корневым, которого заинтересовала проблема коррупции в РПЦ. Сначала Корнева пообещали отлучить от церкви, а затем возмутились, что невоцерковленные журналисты в принципе позволяют себе задавать вопросы представителям церкви.
Белгородская епархия РПЦ пригрозила журналисту и блогеру Владимиру Корневу отлучением от православной церкви за то, что он попытался выяснить подробности съезда духовенства Белгородской митрополии, где якобы обсуждалась практика «взимания митрополитом денежных средств с духовенства при посещении приходов». Блогер еще ничего не опубликовал, а епархия на своем сайте уже разместила предупреждение для Корнева.
Продолжение следует
Об угрозах священнослужителей написали многие СМИ. Казалось бы, насмешив читателей своим официальным предупреждением, белгородские служители РПЦ должны были постараться замять эту историю. Однако служитель РПЦ с двадцатилетним стажем, как он сам себя называет, клирик Белгородской епархии Агафангел Белых решил продолжить тему и написал пост на своей странице в фейсбуке. Агафангел написал, что попытки невоцерковленного журналиста узнать подробности о внутренних делах церкви неуместны:
«…Понятна душевная боль члена семьи, если дома что-то не так. Но если человек никакого касательства к христианской церкви не имеет, то по меньшей мере странен его навязчивый интерес к внутренним проблемам общества, к которому он не имеет никакого отношения… Повторю для лучшего запоминания: чтобы возвышать глас свой в защиту чистоты рядов – нужно стоять в этих рядах! Иначе все слова будут легковесными».
Владимир Корнев заявил «МБХ медиа», что никогда не сталкивался ранее с подобной реакцией от представителей других структур и удивлен, что служители РПЦ публично потребовали особого статуса «священной коровы».
— Сложно опасаться последствий того, чего не понимаешь. Чтобы быть отлученным от церкви, надо как-то к ней принадлежать. Я эту принадлежность не ощущаю. Не расстраиваюсь, не грущу и не переживаю из-за ситуации. Скорее удивляюсь. И даже стыдно за поведение епархии. Желание расследовать что-то про церковь не усилилось, оно в таком же вялотекущем режиме: будет новая информация по ситуации, буду смотреть. Не будет — будем писать на другие темы, благо их хватает и в других сферах. Пост священника Белых, на мой взгляд, был изложением его искренней позиции. И демонстрацией, что когда священники говорят о том, что я не отношусь к церкви, а значит не должен лезть в ее дела, то они не понимают, что такое журналистика. И что я могу «лезть» всюду — а право тех, к кому «лезу», отвечать или не отвечать.
Корнев подчеркнул, что священники и люди, связанные с организацией приезда митрополита в приходы, достаточно убедительно говорили, что есть практика взимания средств за визиты. В то же время доказательств этого у него нет, а потому он не знает, связана ли бурная реакция епархии с тем, что епархии есть что скрывать.
Вы не так поняли
Игумен Агафангел Белых на своей странице в ответ на вопросы корреспондента «МБХ медиа» о том, почему уместны вопросы мэру о коррупции и неуместны аналогичные вопросы к церкви и ее представителям, заявил, что спрашивать можно всё.
— Задавать можно какие угодно вопросы и кому угодно — ваше право. Моё право — считать ваш интерес несущественным (как в том старом анекдоте: «А с какой целью интересуетесь?»). Закон о СМИ обязывает чиновников отвечать на запросы журналистов, а меня — не обязывает вот никак, увы. Отвечаю на вопрос: коррупция — везде коррупция и, как я выше уже написал — спрашивать можно все.
На повторные вопросы корреспондента о том, чем коррупция в мэрии отличается от коррупции в церкви, и почему он требует особого статуса для РПЦ и ее служителей, клирик заявил, что его слова не так поняли:
— Мы привыкли вкладывать в слова собеседника свои, заранее составленные мнения и спорить с ними. Возражать тому, что вовсе не было высказано и вообще, не имелось в виду. Мы забыли, что есть просто мысль (не «решение», не «руководство к действию»), а свободное рассуждение. Почему-то мы готовы принять всего два вывода: или автор текста хочет что-то запретить, или наоборот. Третьего не дано?