Санкции против российского спорта — самая горячая тема в российских медиа. Всемирное антидопинговое агентство в очередной раз признало проблему допинга в России системной проблемой, источником которой является государство. Однако фокус внимания общественности пока в основном сосредоточен на очевидных и лежащих на поверхности угрозах — для проведения чемпионатов мира в России, для участия российских спортсменов в олимпиадах и для сборной России по футболу, которая может не попасть на чемпионат мира в Катаре. Но существуют и другие, менее очевидные угрозы.
Не менее важным, если не более важным в долгосрочной перспективе, представляется механизм принятия данного решения вообще и механизм выбора конкретных санкций против России. А если воспринимать все произошедшее как исключительно политическую акцию против России, то тем более следует признать, что подобная конструкция выработки решений чисто теоретически может быть применена далеко за пределами мира спорта.
Как уже было сказано, ключевым для принятия пакета санкций стало признание основополагающей роли государства в нарушении системы контроля допинга и в сокрытии данных, изобличающих «грязных» спортсменов. Сами по себе нарушения не вызвали бы таких последствий, однако вкупе с той ролью государства, которая была обнаружена и установлена международными органами, стало понятно, что никакие локальные решения не смогут в достаточной степени повлиять на сложившуюся систему.
По сути, эти санкции заблокировали применение презумпции невиновности в отношении российского спорта. Все спортсмены из России признаны виновными наравне с государством и государственными органами и министерствами. Каждый чистый спортсмен должен самостоятельно доказывать, что он чист и может претендовать на допуск к соревнованиям. То есть бремя доказывания перенесено на подозреваемого, а подозреваемыми являются все.
Теперь представим на минуту, что речь идет не о российском спорте, а о российской судебной системе. В рамках такого сценария мы можем увидеть забавные, но достаточно прямые параллели с тем, что случилось в российском спорте. Есть целая система государственных органов — таких как суды, прокуратура, следственный комитет, которые формируют всю полноту судебной практики в России. Все эти органы подчиняются государству в рамках «телефонного права» и де-факто легализованной «судебной коррупции», в том числе выносят незаконные решения по политическим и экономическим делам, игнорируя национальные законы и международные обязательства России.
Было бы полбеды, если бы все это оставалось внутренним делом самой России. Но Россия активно экспортирует свой судебный произвол. Все эти акты жизнедеятельности российской судебной системы оказывают прямое и существенное влияние на принятие важных правовых и политических решений за пределами России. Российские суды выносят постановления, которые влияют на экстрадиции, экономические споры, международные финансовые отношения. На сегодняшний день решения российских судов считаются законными и подлежат исполнению в других юрисдикциях. То же самое можно сказать о российских запросах о правовой помощи. Тем, в отношении кого вынесены эти решения и приговоры, в каждом конкретном случае приходится доказывать, что решение по тем или иным причинам было незаконным либо несправедливым или не соответствует правилам, принятым в цивилизованном мире.
Понятно, что не все решения российских судов незаконны и не все представляемые на Западе доказательства сфабрикованы. Однако критическая масса таких решений и доказательств, являющихся неправомерными, постепенно нарастает — и увеличение числа процессов, проигранных Россией в международных и западных судах, свидетельствует об этом. В такой ситуации перед западным правосудием рано или поздно встанет вопрос, как относиться к судебной системе России в целом. А так как на Западе, особенно в англосаксонской системе права, принято ориентироваться на прецеденты, то после какого-нибудь особенно мощного триггера вроде «дела Скрипаля» возникнет желание применить «спортивную аналогию».
То есть существует риск — пока не очень высокий, но и не равный нулю — что в какой-то момент западная судебная практика начнет применять по отношению к российским судам тот же подход, который WADA применила по отношению к российскому спорту.
Это значит, что вместо того, чтобы заставлять тех, кто защищается от российских исков, доказывать «грязность» каждого конкретного решения российского суда, представленного на Западе, можно будет взять за основу презумпцию, что все судебные решения российских судов являются априори неправомерными, вынесенными в отсутствие независимого суда и в рамках системы, где не существует господства права, в связи с чем нельзя доверять никакой предоставленной российским государством доказательной базе.
По сути, речь идет о не новой в юриспруденции практике переноса бремени доказывания. При таком подходе в каждом конкретном случае российское государство должно будет помимо обычного набора доказательств представить доказательства отсутствия политической мотивации по конкретному делу, то есть доказать, почему это конкретное решение не относится к неправовым и почему именно его должен рассматривать западный суд, как обычное судебное решение, а не как попытку обмануть окружающих. А именно так будет сегодня решаться вопрос о допуске каждого отдельного российского спортсмена к международным соревнованиям.
Может ли кто-то сейчас утверждать, что ситуация в российском суде обстоит лучше, чем в российском спорте? Может ли кто-то сказать, что принятие решений суда по политическим и экономическим делам не характеризуется массовыми фабрикациями доказательств, игнорированием закона и пренебрежением базовыми нормами соревновательного процесса? Можно ли с уверенностью говорить о соблюдении мирового стандарта правосудия? Думаю, ответ очевиден. А значит, риск применения аналогии всегда будет оставаться.
Вот почему необходимо посмотреть шире на произошедшее. Возможность признания российской системы государственного спорта преступной сама по себе открывает потенциал для похожего признания российской судебной системы заведомо преступной. Такое признание повлечет несоизмеримо больше потерь не только для российского престижа, но и для российской экономики, и для возможности России продвигать свои интересы в других странах. К тому же, такое решение действительно может стать в руках Запада эффективным политическим инструментом борьбы с экономическим и политическим вмешательством России в свои внутренние дела — например, выборы. На войне как на войне, даже если она гибридная.
Лучшим способом ограничить эти риски стала бы своевременная реформа системы правосудия изнутри — начни российская судебная система функционировать на уровне, близком к мировому, исчез бы и риск признания ее преступной в целом. Пока же единственным реалистичным ответом России представляется готовность (не раз декларировавшаяся правительством) перестать признавать западные судебные решения в России. Впрочем, по многим политическим делам они и так уже не применяются.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.