На выходных блогер Мария Магдалена Тункара сообщила, что ей поступают угрозы из-за того, что она — мулатка. Незадолго до этого девушка опубликовала видео в тиктоке, где критиковала расизм в России, русский национализм и преступления на национальной почве. Публикация попала в праворадикальные паблики, и теперь Марии пишут, что «неграм в России не место» и угрожают избить. Таня Ускова поговорила с Марией о том, как живется девушке с африканскими корнями в России, почему в российских СМИ говорят только о погромах и есть ли в нашей стране расизм.
— Расскажите про сами угрозы. Кто их пишет, и что пишут?
— В своем блоге я регулярно поднимаю тему расизма, еще с 2017 года, когда начала его вести. Сейчас все началось с того, что я несколько постов посвятила протестам в США.
«Есть вирус страшнее коронавируса, и это расизм»: продолжаются протесты в США и по всему миру
Протесты против расизма продолжают идти не только...
В тиктоке сейчас многие стали делиться своими историями о дискриминации, я сделала аналогичный пост для России, с подписью «Это Россия, бро». И сняла видео, в котором рассказала, что в России еще существует национализм, а с ним и расизм. Мне стали приходить злые комментарии. Я решила, ну, это же комментарии, я могу на них отшутиться. Отшутилась я довольно беззлобно, это все тоже висит у меня в тиктоке в свободном доступе. Но кто-то из праворадикальных людей решил, что я таким образом унижаю русскую нацию и что меня теперь необходимо найти и избить. Мне начали приходить угрозы в личные сообщения во ВКонтакте, в инстаграм, в стиле «мы разобьем тебе лицо», «если ты будешь проходить в районе “Красного треугольника” (завода в Санкт-Петербурге — “МБХ медиа”), тебе хана». А это находится в километре от моего дома.
Эскалация шла дальше, это все стало разлетаться по другим пабликам. Насколько я поняла, теперь они откуда-то приходят из сторонних сообществ, потому что даже в пабликах с мемами теперь есть очень жесткие комментарии, про то, что нужно «показать ей ее место» или «пусть валит к себе на родину». И я могла бы понять, если бы это еще началось с чего-то реально спорного, если б это был пост с какой-то объемной статистикой, где можно было бы с чем-то поспорить. Но здесь это выглядит очень странно. Вчера я даже видела призывы, чтоб на меня подали коллективный иск по 282 статье за то, что я разжигаю ненависть к русской нации, что я не уважаю русских людей. Это все сейчас закручивается и закручивается. Я, честно говоря, думала, что это быстро прекратится.
— Вы написали какую-то критику по поводу появившегося из-за протестов тега #RussianLivesMatter?
— Нет, я написала критику «Русского марша» и рассказала о преступлениях на национальной почве. Я эту позицию в принципе давно открыто озвучивала и обосновывала в инстаграме, у себя на площадке. На недовольные комментарии я ответила цитатой блогера, который еще в 2013 году выложил видео, высмеяв цитату «Россия для русских», насколько она нелепо звучит, как «гель для душа». Я процитировала этого блогера, а люди, которые мне писали, даже не поняли, что это была цитата.
Меня обвинили в том, что я не дала человеку нормальных аргументов и что я оскорбила русскую нацию. Хотя сама я отвечала человеку, у которого на аватарке стоит Ку-клукс-клан.
То, что я сняла и выложила — абсолютно нейтральные штуки, в тиктоке очень жесткая бан-политика, дискриминации там нет. Если даже тикток ничего не удалил, то я не могу сказать, что там есть что-то оскорбительное, за что меня можно убивать. И я понимаю, если бы меня критиковали за мою деятельность по пунктам, что я не так делаю, спорили со мной, приводили какие-то аргументы. Но меня критикуют за то, что я существую.
— До этого таких угроз не было?
— До этого мне прилетали угрозы в феврале, когда я написала, что преступления не имеют какой-то конкретной национальности и не надо говорить, что большинство из них совершают мигранты-мусульмане. Мне в телеграмме тогда писали какие-то праворадикальные сообщества, но там до конкретных угроз не доходило. Писали «мы русские, мы на своей земле, вали домой, черножопая» и все такое, но объем и уровень были гораздо меньше.
— Насколько часто вы вообще сталкиваетесь с какими-то проявлениями расизма в жизни?
— На самом деле, я сталкиваюсь очень часто — с проявлениями какого-то бытового расизма от «сдам квартиру только славянам» до, не знаю, дискриминации того, что я просто веду блог. Люди, когда меня пытаются критиковать, критикуют не мою деятельность, а мою внешность. Например, осуждают мою мать за ее выбор. С этим я сталкивалась даже в детстве, когда взрослые это обсуждали при мне, думая что я ничего не понимаю. То есть это такая фоновая часть моей жизни. Я просто первый раз опубликовала угрозы, потому что люди в них перешли какую-то грань. Но я, наверное, даже только за сегодня успела увидеть несколько призывов в стиле «давайте скооперируемся и ее побьем».
— А в детстве такие проблемы из-за внешности у вас часто были? Например, в школе?
— Да, в школе были очень серьезные проблемы из-за внешности. У меня проблемы со здоровьем были, и поэтому меня не взяли по группе здоровья в хорошую гимназию. Поэтому мне пришлось идти в обычную школу. В школе учился парень на несколько лет старше, который считал себя членом ультраправой группировки. Несколько лет он меня травил каждый день. Каждый раз, когда я приближалась, он изображал обезьяну. Один раз я ему что-то ответила, и они с друзьями меня избили.
В вузе я уже начала как-то жестче защищать свои границы. То есть да, преподаватели говорили какие-то колкости по поводу отца — вроде, «а что, у тебя отец Пьер Нарцисс?» (российский певец камерунского происхождения. — «МБХ медиа»).
Когда я просила закрыть окно, потому что мне дует, мне преподаватель отвечал «хаха, тебе же должно быть всегда жарко».
И это был не преподаватель какого-то низкого уровня, а один из ведущих.
— Но, например, на улице вы с расизмом не сталкиваетесь?
— Постоянно сталкиваюсь, к сожалению. Во время Чемпионата мира доходило до такого абсурда, что со мной фотографировались русские люди на улице. Говорили «О, ты из Марокко, давай мы с тобой сфотографируемся!» С такими словами со мной сфотографировалась однажды компания пьяных мужчин.
Мне в метро кричат периодически какие-то вещи, как-то оскорбляют. С этим я сталкиваюсь постоянно, фоново. И даже чем старше становлюсь, тем хуже все.
— Что вы думаете о том, что сейчас происходит в США? Почему, как вы считаете, сейчас протесты стали такими массовыми?
— Моя точка зрения по поводу протестов в США в принципе отображена в моих публикациях. Я считаю, наверное, люди устали от того, что происходит. Устали чувствовать себя незащищенными. Вчера я тоже это ощутила. Когда мне стали приходить угрозы, я поняла, что не знаю, что мне делать. Мне идти в полицию? А у нас разве сажают кого-то за оскорбления в интернете? Пока меня, конечно, никто палками не побил. Но если что, что мне скажут? «Иди домой, сиди дома». В «нулевых» у нас очень плохо сажали националистов. Должно что-то совсем ужасное произойти вроде убийства ребенка, убийства правозащитника Николая Гиренко, который проводил экспертизы националистических банд. Когда убивали таких людей, когда было всем понятно, что это плохо, только тогда люди начинали думать, что да, наверное, проблема существует. А на бесконечные избиения студентов, которые происходили, у нас вообще не обращали внимания. Поэтому я не чувствую защиты от своего государства. И я вполне понимаю, почему люди в США вышли на улицы. Потому что они, скорее всего, тоже не ощущают какой-то поддержки государства и хотят жить безопасно. Это же нечестно, когда ты рождаешься в стране и тебя не защищает страна от собственных правоохранительных органов. Это какой-то абсурд.
— Как вы думаете, почему в России есть расизм, если в самой России никогда не было рабовладения по расовому признаку?
— Мне кажется, во время любого кризиса людям очень хочется найти проблему в ком-то конкретном.
Как вот в 1990-х все проблемы искали в кавказцах, так сейчас, например, ищут проблему в либералах.
Просто гораздо легче сместить вину на кого-то конкретного и считать, что все проблемы исходят от него, хотя проблемы на самом деле лежат гораздо глубже. Ну и я думаю, это как в школе, когда все дружили против кого-то, потому что такое отношение сближает. Когда люди находят что-то общее в стиле «ты ненавидишь кавказцев, я тоже ненавижу кавказцев», «понаехали тут» и «а мы белые люди, нас унижают», они хотят почувствовать себя в чем-то преуспевшими и самоутвердиться за чужой счет.
— Много ли вы встречали российских статей об американских протестах с какими-то расистскими высказываниями? Или статей, где говорят о погромах больше, чем о проблеме расизма?
— Мне кажется, к этому склонно большинство российских СМИ сейчас. Потому что фокус везде на частную собственность, в то время как проблема не в этом, проблема в расизме. Все сравнивают это обсуждение с протестами «желтых жилетов» во Франции. Когда там были точно такие же погромы, когда люди тоже занимались мародерством. У меня от желтых жилетов даже пострадала знакомая, когда там били магазин и что-то распыляли. Она просто приехала в Париж как туристка, а попала в такое. Но тогда такого активного обсуждения погромов не было. Наоборот, писали, что да, молодцы, не боятся выходить на улицы. А сейчас я вижу, как все пишут «это все дикари».
Мне кажется, люди просто не могут перебороть свой внутренний расизм и признать, что у них внутри это тоже есть, и с этим надо как-то бороться. И что люди, отличные от них, тоже могут выступать за свои права.
— Почти сразу с началом протестов в США в российском интернете появился тег #RussianLivesMatter. Что вы о нем думаете?
— В США протесты все-таки не только против полицейского произвола, там совокупность проблем. Там идет классовый конфликт, борьба с расизмом и борьба с полицейским произволом. Мне кажется, если говорить о проблеме полицейского произвола в России, то надо делать это не за счет повестки #BlackLivesMatter, потому что она все-таки не об этом, а о том, что люди не защищены в своей стране из-за своего цвета кожи. А россияне в принципе не защищены в своей стране и говорить об этом надо, но, как мне кажется, не в рамках этой повестки. Делать какие-то свои отдельные движения. Допустим, за Голунова же люди вышли, придумали свой лозунг. И было очень классно. Я тогда прямо удивилась тому, как это распространилось и насколько хорошо зашло, это хороший такой кейс. Но мне кажется, что текущая повестка больше про расизм, чем про полицейский беспредел в целом.
— Вы считаете, что не стоит повестку расизма «перетягивать» на полицейский произвол?
— Ну мне кажется, да. Я не говорю, что это какая-то менее важная проблема для рассмотрения, но я бы хотела, чтобы движения, которые этому посвящены, были разные. Чтобы люди не повторяли что-то за кем-то слепо, а сделали что-то свое. Потому что вот кейс Голунова показал, что люди действительно могут выйти за права своих соотечественников, и это будет очень масштабная акция.
— Как вы считаете, почему в России дискуссии о проблемах расизма не выходят на какой-то широкий уровень?
— Потому что это довольно неудобная проблема. Потому что люди часто живут и не знают историю своей страны, не знают, что здесь больше одной национальности. И люди других национальностей не всегда рады и счастливы слышать шутки про чукч, про жадных евреев и так далее. Очень удобно закрывать глаза и делать вид, что ничего нет. А начать в этом разбираться намного сложнее.
Хотя я говорю о расизме третий год, меня услышали, когда я написала, что меня хотят убить.
Люди стали это репостить, им стало интересно, они начали это читать. К тому же, они увидели, что есть какой-то инфоповод в США, стало интересно, что у нас в России. Я могу сказать, что до конца этого мая меня по поводу расизма вообще никак не слышали. Людям просто эта тема была как-то некомфортна. И возможно, нам это даже сложнее принять. Потому что у нас в культуре до сих пор закреплены какие-то стереотипы о других национальностях. В стиле «кавказцы нехорошие, лезгинку свою танцуют постоянно», или что африканцы сюда приезжают русских невест искать, забирают нормальных женщин. От этого нам избавляться сложнее, потому что у нас это в культуре — высмеивание людей, которые на нас не похожи. У нас очень силен бытовой расизм.
Если у нас на государственном канале ТНТ шутят про «начальника» в «Наша Russia», о чем можно говорить? Люди считают себя выше других национальностей, потому что те говорят с акцентом. В то время как тот же русский акцент тоже существует, например, когда человек говорит на английском, если только он не носитель языка. Меня всегда это высмеивание поражало. Люди даже не замечают того, насколько силен у них внутренний расизм, и не понимают, что это не смешно.
Вот допустим, вчера Ксения Собчак опубликовала черный квадрат, написав «Миннеаполис, я с тобой». А если включить звук, там видео, и подложена музыка «Ай-ай-ай убили негра». Ксения Собчак — это женщина, за которую я голосовала на выборах, например. И я не знаю, как теперь доверять чему-то в этой стране, потому что мне просто страшно.
— Вы не думаете, что такие шутки связаны с общей нехваткой образования в отношении расизма?
— Да, к сожалению, у нас все другие культуры, по сравнению с русской, более маргинальные считаются. Может быть, на них прикольно посмотреть в этнографическом музее, но понять, что это тоже люди, что у них есть свои исторически сложившиеся обычаи, языки — этого люди часто не могут. Им непонятно, что существуют не только они. А государство не сказать чтобы сильно поддерживало малые народы, их репрезентацию — в тех же фильмах детских мультиках или сериалах. Я не помню моментов, чтобы мы в мультиках, например, часто встречали женщин с чувашскими именами.
— При этом людей других национальностей часто экзотизируют. Как вы к этому относитесь?
— Ну, мне кажется, лучше уж, конечно, чтобы тебя воспринимали как что-то экзотичное, чем если бы тебя били на улице. Если людям проще принять что-то через такое отношение, это лучше, чем не принимать вообще. А так фетишизация и попытки сделать из других людей каких-то персонажей, это тоже не очень хорошо. Я всю свою жизнь сталкиваюсь с фетишизацией. Даже когда я абстрактный тиндер устанавливаю, я не знаю, что интересно парню — моя личность или то, что он хочет с мулаткой познакомиться. Это приводит к тому, что тебя начинают воспринимать просто как какой-то набор стереотипных качеств, а не человека.
— Вы называете себя мулаткой. Многие, обсуждая сейчас протесты в США, используют слово «негр». Вы бы не могли объяснить, в чем проблематичность этого слова? Какая лексика вообще корректна?
— Негры мне очень не нравятся как какое-то обозначение. Потому что оно довольно грубое. Я каждый раз в этом случае предлагаю людям подумать, как тогда они называли бы свою маму или друга — европеоидом или «евро», чтобы показать нелепость этого обозначения. И люди тогда понимают, что да, это действительно не очень. Логичный вопрос, как тогда называть. Я предлагаю называть по имени. Если не получается по имени, то нейтральным все равно является «темнокожий», например, потому что «чернокожий» и «мулат» это разные вещи. Например, чернокожие люди нередко в США не хотят ассоциироваться с мулатами, называют их light skin (светлокожие. — «МБХ медиа»), потому что те меньше подвергаются дискриминации, так как больше внешне похожи на белых. Но у нас, думаю, всем все равно было бы.
Слово «негр» в России не несет какой-то негативной коннотации, в отличие от, например, слова nigger для США. Исторически это для нас не оскорбительное слово. Но оно некорректное, потому что обозначать человека по расовой принадлежности это не очень красиво в современном мире. Мулат — это в принципе корректно. Если это только не какая-нибудь «мулатка-шоколадка», а просто обозначение группы людей.
— Как думаете, почему в России этичность таких обозначений и политкорректность в целом часто высмеивается? Почему политкорректность у нас не становится общепринятой нормой?
— Мне кажется, пока ты не побываешь на месте угнетаемой группы, ты не поймешь, что это такое и что это за опыт. Люди над ним смеются, но они не понимают, что тысячи людей, таких как я, живут с этим опытом ежедневно, и это ни разу не смешно. Я понимаю, что своя рубашка ближе к телу и что уровень эмпатии, к сожалению, не всегда у людей высокий. Но я бы хотела, чтобы люди все равно чуть больше думали о том, что они говорят, что ненормально делать какие-то расистские высказывания, и что в принципе шутить по поводу расовой принадлежности некорректно. Не может человек, который находится в привилегированной группе, пошутить над положением незнакомого человека, его расовой принадлежности и сделать это смешно и не обидно. Так не получается.
— Что вы сейчас планируете делать в связи с угрозами? Будете ли подавать какие-то заявления в полицию?
— Честно, мне кажется, у нас заявления про угрозы в интернете принимают только по принципу «когда убьют, тогда приходите». Поэтому я даже особо не думаю идти. Я обратилась в организацию «Агора» с вопросом, что можно сделать, пока жду от них ответа. Мне бы хотелось разобраться с этой проблемой. В начале я думала, что, наверное, мне немножко поугрожают и все кончится, и это приведет к тому, что мы будет больше говорить про расизм. Но учитывая, что угрозы продолжают поступать, я не знаю, когда это кончится, и к чему это все приведет.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.