В декабре прошлого года фонд «Гуманитарное действие», который более 20 лет оказывает помощь потребителям наркотиков в Санкт-Петербурге, признали «иностранным агентом». Поводом для этого послужило получение денег от фонда Элтона Джона и Глобального фонда по борьбе со СПИДом, туберкулезом и малярией, одним из доноров которого до недавних пор была и сама Россия. Корреспондент «МБХ медиа» провел день с сотрудниками «Гуманитарного действия», понаблюдал за их работой и рассказывает, как выглядит помощь наркопотребителям и что именно послужило причиной атак государства на фонд.
— Так, шприцы сегодня с синей иголкой или красной? Давай с синей, у красных поршень тугой.
Никита говорит торопливо, почти захлебываясь. Фразы выстреливают автоматными очередями, как будто он все время куда-то спешит. После каждого предложения делает небольшую паузу — перевести дыхание и сориентироваться.
Мы сидим в микроавтобусе «Гуманитарного действия». За окном солнце лениво золотит пыльные фасады и эркеры по-питерски помпезных, как это бывает на Петроградке, пятиэтажных доходных домов дореволюционной постройки. Мимо семенят молодые мамашки с детьми и курсанты военно-космической академии, расположенной неподалеку.
Никите около 35. Высокий, худой. Розовая бейсболка Adidas, короткие, мятного цвета, почти до середины бедра шорты. Белые кроссовки.
— Ну, ты понял, завтра в центр иду сдаваться.
— По гепатиту или по ВИЧ в центр? — спрашивает соцработник и складывает шприцы в пакет. Никита то и дело поправляет черные солнцезащитные очки, которые не снял даже в полутемном салоне.
— И по тому, и по этому.
У Никиты и ВИЧ, и гепатит С одновременно. Среди инъекционных наркопотребителей такое бывает нередко: обе инфекции передаются через кровь. В Центре по профилактике и борьбе со СПИД и инфекционными заболеваниями, на Обводном канале, мужчине назначат терапию и выпишут препараты, способные контролировать заболевание. Если только он до него и правда когда-нибудь дойдет.
Шприцев парень берет сразу несколько упаковок. И кратко пересказывает свою историю.
— Десять лет употреблял амфетамин. Все было нормально. А вот на «альфе» этой — слетел.
Альфа-PVP — сильнейший синтетический психостимулятор, популярный у потребителей всего мира за счет своей дешевизны. Еще полтора года назад Никита работал поваром в «кукурузе» на Лахте — так местные называют газпромовский стеклянный небоскреб на берегу залива. Но с тех пор, как Никита употребляет «альфу», работы у мужчины нет.
— Я стараюсь чередовать. Неделю «марафон», неделю отдыхаю. Но тут поехал на дачу, там паранойя у меня случилась, паника, я в лес босиком оттуда сбежал, — говорит Никита скороговоркой и тыльной стороной ладони стирает белую пену с уголков рта.
Параноидальный психоз — типичная реакция на такой тип употребления.
— Мне говорили: любишь амфетамин, «альфу» даже не пробуй. Зря не послушался, — говорит Никита. На этом мы прощаемся.
Вопросы к утопающим
Российские власти регулярно пополняют реестр так называемых «иностранных агентов». Только в июле туда попали очередные журналисты и правоведы. Впрочем, сам скорбный список «пораженцев в правах» уже давно успел вместить в себя представителей чуть ли не большинства социально значимых профессий. Микроавтобус, в котором мы и разговаривали с Никитой — тоже «агентский».
Впрочем, статус «агента» Санкт-Петербургский благотворительный фонд «Гуманитарное действие», который уже более 20 лет раздает потребителям наркотиков чистые шприцы, оказывает социальное сопровождение и тестирует на ВИЧ, получил сравнительно недавно, в декабре 2020-го. До этого, бывало, получал и президентские гранты, но ни репутация, ни хорошие, в целом, отношения с местными властями не уберегли НКО от «черной метки».
Салон микроавтобуса оборудован стойкой, за которой посетителей встречает соцработник. Отдельный отсек — целая комнатка, с уютными диванчиками и откидным столиком — предназначена для медосмотров и бесед с психологом.
По факту, это единственный медицинский кабинет, который регулярно посещают клиенты «Гуманитарного действия». В остальное время, как правило, им не до врачей. Тактика, которую исповедует фонд, называется «снижение вреда», или по-английски «harm reduction». Она не требует от потребителя немедленного отказа от наркотиков, а помощь ему оказывается только та, в необходимости которой убежден он сам. В основном «снижение вреда» — это борьба с нежелательными побочными эффектами от частых инъекций, профилактика заболеваний, социальная поддержка.
Главный лозунг — «Ничего для нас без нас» — подразумевает, что до потребности бросить психоактивные препараты (раньше, в основном, героин, теперь все чаще стимуляторы) клиент должен дорасти сам. Таким образом, фонд исходит из того, что человеку нужно просто помочь дожить до счастливого момента «просветления», сформировать ресурс и восстановить элементарную социальность, часто разрушенную годами зависимости.
— Сначала таким людям нужно не просто подставить плечо, нужно, задав правильные вопросы, помочь прийти в себя, начать думать, — объясняют в фонде. — И только когда он уже сделает первый шаг, причем самостоятельно, заниматься его проблемами.
Все это может показаться странным, но мировой опыт доказал: именно такая тактика, а не репрессии и полицейский контроль, работает лучше всего. Не зря агентство ООН по ВИЧ/СПИД настоятельно рекомендует именно ее в качестве фундамента профилактики распространения вируса в группах, особо уязвимых для эпидемии.
— Двадцать лет назад, когда я сам еще был потребителем, я ходил сюда, в автобус делать тесты на ВИЧ, мне сосед посоветовал. А через двадцать лет, уже бросив наркотики, я вернулся сюда как сотрудник, — рассказывает Алексей Лахов, один из работников фонда. В «Гуманитарном действии» в целом многие сотрудники, как и он, из «бывших». Доживших и социализировавшихся. Впрочем, далеко не все.
Основатель фонда — историк и бывший сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН Александр Цеханович.
— Я наркотики в жизни никогда особо и не пробовал, но весь город просто убежден, что я «торчок» с 15-летним стажем, — говорит он. — Уж так я давно в теме, что никому и в голову не приходит, что сам я из академической среды, а не из наркоманской.
Впрочем, началась вся эта эпопея для него и вправду не с потребителей и шприцев, а с бездомных подростков, государственного полураспада и французских медиков.
По пути к наркотикам
В 1993 году Александру неожиданно позвонили друзья из Франции и попросили найти в Питере для «Врачей мира» пару местных активистов, помогающих бездомным детям. Проблема эта тогда и правда казалась самой насущной. Финал перестройки и «время надежд» обернулись настоящей катастрофой, по результатам которой Петербург захлестнула волна детской беспризорности.
К началу 90-х, вспоминает Александр, в центре Питера оставалось еще достаточно много расселенных пустующих домов. Сейчас почти все они отреставрированы и давно проданы под шикарные апартаменты. Почти в каждом из них, прямо в брошенных квартирах, обитало по небольшой колонии бездомных подростков.
— Советский человек привык к тому, что все проблемы за него решало государство. Так что, как только заводы и фабрики встали, во многих семьях люди, потеряв работу, стали просто спиваться, — говорит историк.
Бросая дела на самотек, взрослые просто не задавались вопросом, что будет с их детьми. Думали, в худшем случае попадут в детский дом. Так оно, впрочем, и было бы, если бы одновременно с заводами вразнос не пошла и вся государственная инфраструктура, в том числе система опеки и попечительства.
В итоге, как объясняет теперь Цеханович, дети после смерти родителей стали массово попадать не в приюты, а прямиком на улицу.
— Эти стайки беспризорников — а всего в Питере их тогда насчитывалось до семидесяти пяти тысяч — фактически сформировали параллельный взрослому миру социум. На жизнь они зарабатывали мелкими кражами. Нюхали клей. На видео тех лет хорошо видно: почти у каждого под носом и вокруг рта было грязное кольцо от «Момента», — говорит он. — Именно для них мы изначально и решили создать службу помощи и первый медицинский кабинет.
На старте к проекту «Врачей мира» — а к тому моменту именно Александр, поменяв науку на соцработу, на правах регионального представителя организации курировал ее «детское» направление — присоединился Комитет по делам молодежи Петроградского района и фонд «Возвращение».
Комитет выделил под медицинский кабинет и комнаты для психологов подвал в доме номер 2 по улице Блохина на все той же Петроградской стороне (в 15 доме по той же улице располагалась знаменитая «Камчатка» Цоя). Но к 1995 году, то есть к моменту запуска программы, Комитет самоустранился, равно как и названный выше фонд, взвалив на плечи Цехановича с коллегами не только медпомощь в клинике, но и всю уличную работу, так называемый «аутрич» — коммуникацию с клиентами службы вне офиса и в местах их компактного проживания. Тут то и появились наркотики.
Новые «беспризорники»
— Как только мы начали работать на улице, то поняли, что есть и другая беда. Сперва это был «черный», то есть мак, чуть позже стал появляться героин. А так как к 1997 году к нашей команде присоединилось несколько человек из числа бывших потребителей и изъявили желание помогать, мы купили подержанный «Икарус», наш первый автобус, и отправились раздавать на «Дыбы» шприцы», — вспоминает Александр.
На старых фотографиях до сих пор можно увидеть тот красный потрепанный автобус с логотипом «Врачей мира» на стекле: пузатым белым голубем поверх голубого фона.
«Дыбы», или улица Дыбенко в конце 90-х были, наверное, самым страшным местом в городе. Несмотря на то, что мест концентрации наркопотребителей в миллионном мегаполисе уже тогда было несколько, именно Правобережный рынок на Дыбенко стал главным и известным на всю Россию печальным символом эпохи.
Торговля героином тут велась практически открыто. Немудрено, что очень скоро коммуны наркопотребителей заселили практически все открытые подвалы в прилегающих к рынку домах.
— По факту это был целый подпольный город, — объясняет Александр. — Там была своя жизнь, свои законы, почти как у беспризорников, которыми раньше занимался фонд. С одной лишь существенной разницей: объединял всех их обитателей не родители-алкоголики, а героин.
Кадры, снятые в «подвалах Дыбенко» двумя протестантскими организациями в середине 90-х, до сих пор впечатляют: в грязных бетонных казематах, в цоколях типовых девятиэтажек, ютятся молодые еще люди. Большинству обитателей «Дыбов» в те времена было по 20-25 лет. Тут они спят, питаются, употребляют наркотики, изредка выходя на поверхность купить дозу, либо достать денег. Основной источник дохода: все то же воровство и, в отличие от беспризорников, проституция. В том числе мужская.
«Ментовский» Петербург
О последнем теперь принято молчать: наркоманская среда во многом живет по криминальным «понятиям».
— Чтобы раздобыть денег, многие парни шли на «Катьку», и, не будучи гомосексуалами, что важно, предлагали себя мужикам за невысокий прайс, — рассказывает Цеханович. — Про это из выживших сейчас вам уже никто не расскажет, но, поверьте, это было массовое явление.
«На Катьку» — значит на сквер между Невским проспектом и Александринским театром. Тем же занимались и девушки. Но уже в других частях города.
— Кто-то кинет, кто-то побьет, а кто-то говорит: возьми себе сколько надо, возьми больше, только уйти отсюда и не занимайся этим, — рассказывает одна из юных героинь уже упомянутого фильма. В будущем отдельный автобус «Гуманитарное действие» организует и для них. Но работа там заладится хуже.
— Среди уличных секс-работниц равных консультантов, а это самое важное звено, рекрутировать так и не удалось. Была одна, ушла с улицы, стала работать у нас, но она быстро вышла замуж за какого-то мента, который, когда та родила ему ребенка, опять отправил ее на трассу. Больше мы особо ее не видели, — рассказывает Александр.
Первое время не ладилось и с наркопотребителями, причем, как ни странно, опять же по вине «ментов».
— Мы раздавали чистые шприцы и занимались потихоньку мотивацией, потому что, чтобы бросить наркотик, сперва человеку нужно понять: зачем? В том числе, зачем ему вообще жить, что он от жизни хочет? Это длительный процесс, но без него не будет никакого выздоровления, — объясняет историк.
Но в какой-то момент с трудом заработанное доверие у посетителей «Дыбов» чуть не обернулось прахом: правоохранители, приметив автобус, повадились арестовывать посетителей прямо на выходе: если пришел за шприцами — значит наркоман.
— Менты хватали ребят, избивали, тащили в отделение, — продолжает он. — Мы тогда на каждого подопечного заводили карточку с кодом, для статистики, ламинировали ее и выдавали прямо на месте. Так эти заставляли ребят под пытками жевать наши ламинированные визитки и не переставали бить, пока они не разжуют пластик в кашу.
Доставалось иногда и самим соцработниками: пару месяцев, чтобы автобус не спалили по ночам, не скрутили номера, не прокололи шины, им даже приходилось дежурить на месте.
— Нам так и говорили: «Мы найдем способ вас разогнать», — вспоминают теперь в фонде. — Правоохранители просто не понимали, что мы, по сути, делаем благое дело. Вытаскиваем людей, проверяем их на предмет СПИДа, оказываем медицинскую поддержку. Милицейское начальство смотрело на наркоманов как на «недолюдей», и это при том, что к нам за чистыми шприцами, бегала половина их же школы милиции, прямо в курсантских погонах.
На гребне волны
Облавы прекратились только после того, как социальщикам удалось найти в структуре МВД собственного агента влияния. Которым оказалась, как ни странно, психологическая служба ведомства.
— Ее сотрудники попросили нас устроить рад тренингов, чтобы мы подготовили им лекторов по вопросам наркозависимости и ВИЧ из состава службы, — говорит Цеханович. Что фонд и сделал.
— А поскольку сотрудники службы тоже были людьми в погонах, у нас появилась защита. Кто-то, кого мы могли попросить позвонить в конкретное РОВД, поговорить с начальником, уговорить отпустить задержанного волонтера, — объясняет он.
Лекции и звонки в итоге сработали. От автобуса правоохранители отстали. Хоть и «потепление» в отношениях не обошлось без курьезов.
— Как-то раз к нашему автобусу подъехал целый «бобик», — рассказывает Цеханович. — Мы думали, будут крутить, а они вышли и мнутся: «Вы, вроде, тут раздаете…». Оказалось, им нужны презервативы. Ну мы им отсыпали сколько не жалко, они и уехали, абсолютно счастливые и довольные.
Впрочем, радоваться было рано. Страну накрывала эпидемия ВИЧ среди инъекционных наркоманов. Невиданную вспышку инфекции в Твери и Калининграде тех лет до сих пор вспоминают практически все врачи, имеющие отношение к профилактике и лечению иммунодефицита. За считанные месяцы местные центры СПИД захлестнула волна в тысячи пациентов, а за пару лет чуть ли не вся популяция людей, потребляющих героин в городе, оказалась затронута болезнью.
— То, что в Питере этой волны в таком масштабе не было, — заслуга двух факторов. Во-первых, у нас потребители не очищали смесь кровью в общей банке, а во-вторых, мы если даже своими шприцами не обеспечили значительную их часть, то довели информацию почти до каждого, — говорит Александр с гордостью. — К самому страшному пику ВИЧ наши наркоманы были уже неплохо подготовлены: они знали, что в случае чего, шприц можно получить бесплатно у нас.
«Виртуальные» проблемы
Времена начали меняться. С появлением эффективной терапии ВИЧ перестал быть смертельным приговором, волна героина пошла на нет, а «Дыбы» разогнали после случайного визита туда губернатора.
Рынок этот существует до сих пор: каре бордовых кирпичных павильонов окружают центральную площадь, спрятавшуюся под высокой металлической крышей. На месте и панельные девятиэтажки. Но в подвалах пусто.
— Знаменитые «Дыбы» закрыли уже к началу 2000-х, с тех пор потребители рассредоточились по всему городу, — объясняют в «Гуманитарном действии». — А чуть позже и вовсе «виртуализировались», перебазировались в сеть с появлением даркнета.
Чтобы не оставить за бортом новых клиентов, сейчас в «Гумдействии» специально для них существует программа «аутрича» в Telegram. Серия каналов и закрытых чатов, которые ведут сотрудники фонда, посвящены медицинским консультациям по вопросам, связанным с потреблением и профилактике инфекций. На основе данного опыта, фонд теперь даже готовит (по заказу профильного агентства ООН) руководство по работе с потребителями в интернете.
Впрочем, и традиционным «аутричерам» работы до сих пор хватает.
— Люди приходят сюда, потому что это единственное место, где им точно не откажут и отнесутся по-человечески, — объясняют они.
Под финал нашего импровизированного дежурства на микроавтобусе, куда мы попросились специально, чтобы понаблюдать за методами аутрич-работы, в его салон заходит одна из последних на сегодня посетительниц.
На вид под сорок, платье в мелкую сеточку, яркие стразы, блестки. По рукам от кистей до локтя характерные коричневые синяки-ожоги от внутримышечных инъекций метадона.
Типичная беседа — где живешь, кем работаешь, давно потребляешь? — завершается идиотским: «А бросить пыталась?». Собеседница отвечает неожиданно грустной улыбкой: «А зачем?». И добавляет: «Человека нужно своего встретить… Полюбить кого-нибудь, чтобы на пару, ну чтобы смысл был бросать, понимаешь?». Проблемы «наркоманов» на поверку не слишком отличаются от «общечеловеческих».
Московские коллеги
Сейчас у фонда не один, а целых два автобуса (микро- и большой, размером с междугородний). Каждый из них за неделю объезжает до 20 точек. Своя служба кейс-менеджмента, юридической поддержки и стационарный медицинский кабинет, где постоянный прием ведут штатные терапевт и невролог.
Кроме того, по отдельному графику тут принимают на консультацию: ЛОР, офтальмолог, гинеколог и другие специалисты. На содержание всего этого хозяйства иностранные жертвователи в течение долгих лет и выделяли организации те деньги, которые сейчас российское государство признало «агентскими».
— Чиновники даже не понимают суть коллизии. Иностранным и нежелательным финансированием они ведь признали не только деньги Элтона Джона, выданные нам в управление и упомянутые в постановлении, но и деньги Глобального фонда, одним из доноров которого до недавнего времени была и сама Россия, — говорят сотрудники «Гумдействия».
Многие из них уверены, что «клеймо» на организации поставили не местные петербургские сотрудники МВД, хорошо знакомые с их программами, а их столичные коллеги. В качестве политической деятельности фонду вменили официальную просьбу его сотрудников не увеличивать административную нагрузку на ВИЧ-сервисные НКО, направленную в адрес Министерства юстиции, замечания о проблемах с доступом к лечению пациентов с вирусным гепатитом С и несколько эпизодов участия сотрудников фонда в телепередачах, посвященных проблемам наркозависимости, ВИЧ и заместительной терапии.
— Как мы считаем, причиной появления у нас статуса стало вмешательство в дело московских «товарищей», которые в рамках общей кампании против НКО вписали во враги и нас, — объясняет Цеханович.
И действительно, в рамках государственного погрома ВИЧ-сервисных и схожих по идеологии организаций только за последнюю пару лет под удар Минюста и силовиков попал с добрый десяток НКО. Вот совсем не полный список: «Фонд им. Андрея Рылькова», «Феникс Плюс», барнаульский фонд «Согласие», и даже призванный бороться с домашними побоями и травлей «Насилию.нет».
«Лекарство вне доступа». Почему россияне лечат гепатит «левыми» препаратами?
Из трех с половиной миллионов пациентов с...
Уже этим летом Российская Федерация попыталась заблокировать декларацию Генассамблеи ООН, предлагающую схемы «снижения вреда», на которых настаивают и в «Гуманитарном действии», как образец социальных практик, направленных на решение проблем зависимости и распространения ВИЧ. Все они были названы «спорными и противоречивыми концепциями».
В то же время, в своем сообщении, посвященном этому голосованию, постпредство нашей страны в ООН выразило сожаление, что западными коллегами оказались отклонены альтернативные российские предложения «о продвижении здорового образа жизни», «поддержке семейных ценностей» и «неприятии санкций». Впрочем, для защиты этих «концепций», как очевидно, негосударственные гуманитарные организации, ВИЧ-сервисные, как и любые другие, не нужны.
Для этого достаточно уже существующих организаций государственных. Далеких от «спорных концепций в области прав человека», но финансируемых зато не Элтоном Джоном или глобальными агентствами под управлением «объединенных наций», а родным российским бюджетом.