Древнее единство русского и украинского народов, планы польских дворян и австрийского генштаба и другие идеи, изложенные Владимиром Путиным в статье об истории Украины, «МБХ медиа» попросило прокомментировать профессиональных историков.
Вышедшая в понедельник 12 июля и сразу наделавшая много шума статья Владимира Путина об Украине почти сразу вызвала бурную дискуссию в интернете и целую череду язвительных комментариев. Остро высказался даже Владимир Зеленский: «Можно только позавидовать, что у президента такой великой державы может найтись время на столь детальную работу», — заявил с иронией после своего выступления на форуме «Украина 30. Гуманитарная политика» президент Украины.
Впрочем, если отбросить популярные на российском телевидении клише и пассажи относительно «переворота», совершенного в 2014 году вождями «майдана», трогательные замечания об «атмосфере страха», якобы воцарившейся в украинском обществе с того времени, и выпады против НАТО и западной «закулисы», текст позволяет сформировать представление о том, в каком именно ключе российский президент видит историю независимой украинской нации, как именно представляет ее генезис и истоки.
«Русские и украинцы – один народ, единое целое», — настаивает президент. До распада Киевской Руси все они говорили на одном языке, и пусть на время волею судеб оказались разделены государственными границами Московского государства и Речи Посполитой, уже при Богдане Хмельницком, сделав свой цивилизационный выбор, украинцы «воссоединились с основной частью русского народа».
Название «Украина» в значении «окраина» российского государства, по мысли Путина, встречается в письменных источниках еще с XII века. А слово «украинец» первоначально означало пограничных служилых людей, «обеспечивавших защиту внешних рубежей».
В какой-то момент, по его мнению, в среде польской элиты и некоторой части «малороссийской интеллигенции» возникали и укреплялись представления об «отдельности» украинского и русского народов. «Исторической основы» чему, впрочем, не было и «не могло быть».
«С конца XIX века австро-венгерские власти подхватили эту тему – в противовес польскому национальному движению», — пишет Путин, намекая на искусственность самой идеи «Украины» как самостоятельного, суверенного государства.
Довершил же процесс Ленин, в 20-е годы под видом «коренизации» насильственно навязавший региону «украинизацию» и украинскую идентичность «тем, кто себя украинцем не считал».
Русские иностранцы
Чтобы узнать, насколько верны эти представления главы российского государства, «МБХ медиа» обратилось к ведущим российским историкам, профессионально занимающимся изучением Украины. Как оказалось, многое из того, во что верит президент, весьма далеко от действительно научного взгляда на проблему.
«Начать стоит с того, что становление украинской нации в политическом смысле уже произошло. Это свершившийся факт, — объясняет кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Отдела истории славянских народов Центральной Европы в Новое время Института славяноведения РАН Кирилл Кочегаров.
«Как и кем люди сами себя осознают сейчас в плане принадлежности к той или иной нации — это вопросы общественного сознания, а не исторической науки. Но если вдаваться в детали, до какого-то момента восточнославянское население современных Украины и Белоруссии действительно какое-то время по инерции называло себя “русскими”, “русинами”», — говорит он. Но четких дефиниций этих понятий тогда просто не существовало.
Существовавшая в домонгольское и постмонгольское время общность, носившая это имя, постепенно дезинтегрировалась, объясняет ученый. А разделение восточных славян политическими границами Московского государства и Речи Посполитой естественным образом привело к углублению этих различий, в том числе языковых и культурных.
«Именно поэтому, когда российские ученые говорят о самоназвании восточнославянского населения Речи Посполитой, они часто пишут термин «русский народ» в кавычках», — добавляет ученый. И настаивает, что хотя общее название, осознание некоей общности Руси польской и Руси московской тогда еще сохранялось, но различия между ними, в целом, уже сформировались.
Черкасы и москали
Более того, осознание этого единства обосновывалось, как правило, представителями наиболее образованных слоев общества, в первую очередь духовенством. Именно поэтому сам термин «русский» часто использовался не только как этноним, а как обозначение религиозной принадлежности: «человек русской веры», «религия русская».
«Использовался ли он при этом в этническом контексте? И такое тоже могло быть, когда речь шла о противопоставлении восточнославянского населения другой крупной этнической общности — например, полякам, — говорит историк. — Известно, что гетман Самойлович [в XVII в.] писал царям, что “войско запорожское все есть российской породы, нет в нем ни ляха, ни мазура (поляков и немцев. — «МБХ медиа»)” . Но при этом внутри самой российской/русской общности допускался и уже в XVII в. официально декларировался дуализм, когда речь шла, в том числе в царских грамотах, о двух народах: “великороссийском” и “малороссийском”».
У нас почти нет данных о том, как осмысляли вопрос о своем этническом сходстве и различии простые люди по разным сторонам границы России и Речи Посполитой, принадлежавшие к восточнославянской общности, подчеркивает ученый. Человека в то время могли идентифицировать по географической принадлежности, по языку, по вере.
Так, в XVII веке в московских документах можно встретить словосочетание «русские люди и черкасы» (под «черкасами» тут понимаются, как правило, запорожские казаки, реже обычные крестьяне), в польских — «казаки и москва» (в ед. ч. — «москаль»). В этих определениях присутствовали и этнические и социальные признаки, но какие из них преобладали, сказать сложно, объясняет Кочегаров.
«Главное, что сама потребность, как видим, давать разные названия, а следовательно указывать на некие различия, уже тогда все-таки существовала», — подчеркивает он.
«Если строго придерживаться источников, то в русских источниках XVI-XVII веков для определения выходцев из Украины действительно использовался термин “черкасы”, — говорит доктор исторических наук, профессор Татьяна Таирова-Яковлева, один из ведущих российских экспертов по истории Украины. — В украинских источниках люди, проживавшие на территории Московского государства, при этом назывались “московиты”, или “москва”. С маленькой буквы».
К тому моменту Украина уже триста лет входила в состав Великого княжества Литовского. Это создало, безусловно, два обособленных культурно-ментальных пространства с различиями в традициях, объясняет она. И предлагает обратить внимание на одну деталь: все документы, приходившие из Украины в Москву в XVI и начале XVII века, именовались «белорусским письмом» и переводились в царской канцелярии на русский.
Более того, по мере интенсификации связей между двумя народами после Переяславской рады 1654 года эти отличия стали переживаться даже острее. Как добавляет Кочегаров, несходство ощущалось во всем: в языке, обычаях, одежде.
«Дело в том, что существование самобытных общественных структур у запорожского украинского казачества усиливало осознание ими собственной инаковости», — замечает он. И предлагает не сбрасывать со счетов этот и фактор.
Чужая «окраина»
«На Украину больше влияние оказывала Западная Европа», — констатирует вслед за своим коллегой Таирова-Яковлева, замечая, что неспроста даже происхождение самого топонима «Украина» — польское. «Появляется он в XVI веке и действительно связан со словом “окраина”, — объясняет историк. — Но означает окраину Речи Посполитой, а совсем не России или московского государства».
«Украинными городами» в московском государстве в то время действительно называли порубежные города: Курск, Белгород, Воронеж, соглашается она. Но подчеркивает, что тут не должно быть путаницы. Несмотря на омонимию, речь в обоих случаях идет о разных понятиях.
Как настаивает профессор, в эпоху Богдана Хмельницкого жители Украины вряд ли воспринимали Переяславскую раду, то есть присоединение к Московскому государству, как «воссоединение с основной частью русского народа». А именно так в своей статье и формулирует президент. Скорее для них она виделась как объединение украинских земель под защитой православного царя.
«Именно эта аргументация, религиозная, содержится и в документах Московского государства, и в обращениях Хмельницкого, — настаивает исследовательница. — Защита православных церквей и греческого православия».
Впрочем, свои порядки, даже войдя в состав Московского государства, казачество всеми силами стремилось сохранить. И именно память об их достаточно длительном, двухсотлетнем существовании стала в середине XIX века питательной средой и исторической основой для той украинской интеллигенции, которая конструировала свою особую идентичность, отличную от великорусской даже в рамках централизованной империи, замечает Кочегаров.
Именно поэтому, когда президент пишет, что в какой-то момент возникшие «в среде польской элиты и некоторой части малороссийской интеллигенции» представления об отдельном от русского украинском народе, не имели «исторической основы» — он не прав, считают ученые. Тем более, по общему мнению историков, выставлять «Украину», как исключительно проект австрийского правительства — глубоко неверно.
У австрийской монархии Габсбургов, которой в XIX — начале ХХ века принадлежала значительная часть современной Западной Украины, и правда были устремления поддержать украинское национальное движение, в пику польскому большинству в Галиции. Но значительное число украинских вождей, в том числе знаменитый историк Грушевский, перебрались в Галицию именно из центральной Украины, где национальное движение было развито не меньше. И хотя само формирование «политической нации» здесь, как и везде в Восточной Европе, развивались несколько медленнее, чем в Западной и Центральной, оно отражало объективные тенденции, утверждает Таирова-Яковлева.
Что же касается “украинизации” восточного берега Днепра советской властью, которого наравне со многими другими коснулся в своей статье президент, тут Таирова убеждена, что «Политика “коренизации” Ленина была не попыткой “украинизации”, а способом ответить на уже имеющиеся тенденции, попыткой использовать эти тенденции для укрепления советской власти». «То что невозможно побороть, всегда можно возглавить», — говорит она.
«Анти-Россия»
Впрочем в автокомментарии, опубликованном президентом на собственном сайте во вторник, сам автор пространного текста говорит о независимой Украине как о проекте «анти-Россия», имея в виду актуальные политические события. Просто проект этот, по мнению Путина, перед тем как теперь попасть в руки «западных партнеров», «начался еще в XVII‒XVIII веках» в Речи Посполитой, а затем «перед Первой мировой войной использовался Австро-Венгрией». В этом ключе обсуждение исторических взглядов главы РФ, впрочем, может показаться пустым делом. Поскольку “послание” этого текста лежит совсем не в исторической плоскости.
Об этом пишет в своем Facebook философ и публицист Кирилл Мартынов: «Текст исходит из нескольких базовых гипотез. Единственным настоящим государством на постсоветском пространстве является Российская Федерация, соответственно ее историческая миссия заключается в том, чтобы «собрать наши земли» и «триединый славянский народ» вместе. Все, кто противится этой миссии является агентом Запада, предателем и русофобом — чем-то средним между Мазепой и Бандерой. Никакой субъектности у людей, отрицающей трансграничный суверенитет «русского мира», нет и быть не может».