in

«Лукашенко не оценил всю силу, которая у женщин есть». Жена топ-менеджера PandaDoc — о бегстве из Белоруссии, протестах и полицейском насилии

Александра Дикан. Фото: НГО "Центр по продвижению прав женщин - Её права" / Facebook

В недавнем сюжете на белорусском телевидении утверждалось, что за финансированием протестных «женских маршей» стоит компания PandaDoc, основанная известным предпринимателем Микитой Микадо (Никитой Теплоуховым). Журналисты Белтелерадиокомпании также заявляли, что «Центр по продвижению прав женщин», основанный женой топ-менеджера PandaDoc Виктора Кувшинова Александрой Дикан, использовали для финансирования женских акций. Вскоре после выхода сюжета Александра уехала из Белоруссии. Она рассказала нам о том, как приняла такое решение, об участии в акциях и вкладе женщин в протест.

— Вы были вынуждены покинуть Беларусь. Как вы приняли это решение и тяжело ли оно вам далось?

— Сначала мне мой муж передал через адвоката, что они (правоохранительные органы. — «МБХ медиа») начали копать информацию под мою НГО. PandaDoc поддерживала разные организации по программе корпоративной социальной ответственности, в том числе мою. Они про это узнали и начали копать, и Витя (муж Дикан, один из руководителей PandaDoc, сейчас находится под арестом по обвинению в хищении. — «МБХ медиа») меня попросил уехать, объяснив, что ему так будет спокойнее, потому что они там ему уже начали угрожать. Я думала над этим, наверно, один день. Решение об отъезде далось очень тяжело, потому что там мой дом, мой муж, который, хотя и в тюрьме, психологически рядом, в том же городе. Но за день до моего отлета мне позвонили адвокаты и сказали, что мне надо выезжать в срочном порядке, прямо сейчас: полчаса на сборы вещей и чтобы в стране меня не было.

Фото: Mikita Mikado / Facebook

— Недавно стало известно, что Микита Микадо решил прекратить проект помощи уволившимся белорусским силовикам. Как вы относитесь к этому решению и, на ваш взгляд, поможет ли оно тем сотрудникам компании, которые сейчас находятся в заключении, включая вашего мужа?

— К этому решению я отношусь с пониманием. Никита очень сильно переживает, и я его понимаю. Он готов сделать все возможное для того, чтобы ребят выпустили. Хорошо, что эту инициативу переняли другие люди, то есть это не пропадет, инициатива не исчезнет, и я очень рада, что не зря все эти усилия были первоначально предприняты. Но я надеюсь, что это как-то поспособствует тому, чтобы ребят отпустили. Сейчас Никита официально заявил, что он это больше не делает. Он очень медийная персона, привлекает к себе много внимания и во многом этот проект так взлетел из-за того, что он достаточно известен. Если бы этот проект был безымянным, возможно, это было бы более правильно — меньше бы звучало имя Никиты. Но, с другой стороны, было бы меньше внимания и не было бы такого взлета.

— После отказа Микадо от поддержки проекта вы не планируете вернуться в Белоруссию?

— Скорее всего, нет, потому что они продолжают копать под мою организацию. В принципе, я в ней не работаю уже почти год, но я учредительница, я много лет там работала. Пока мой муж в тюрьме, я не могу вернуться — это будет рычаг давления на него, потому что наши власти используют все добродетели людей, то, что им дорого и близко, и через это получают от них необходимое. Поэтому пока нет, я не представляю, как туда вернуться, потому что в любой момент могут забрать заново или не знаю, что им там взбредет в голову. У нас маленький ребенок…

— После выхода этого скандального сюжета на белорусском телевидении вы опровергли информацию о том, что с вашей помощью финансировались эти акции. Но вы ведь принимали в них участие как частное лицо?

— Они все так завернули! Конечно, никакой организацией женских маршей мы не занимались. Если бы у меня были такие ресурсы и мне бы это пришло в голову — организовывать женщин и так далее — то для меня это была бы большая честь. А так, конечно, я выходила на женские марши протеста как частное лицо. После того, что я видела 9, 10 и 11 августа, после того насилия, оружия, бомб, агрессии, я понимала, что сил нет, но… Знаете, у нас очень много женщин выходило, выходят и будут выходить из последних сил, чтобы что-то изменить в нашей стране. Никто уже не может простить всего того, что было.

Женский марш. Фото: AP

— У белорусских протестов во многом женское лицо и это как раз очень пересекается с вашей сферой деятельности. На ваш взгляд, почему именно у женщин оказалась ведущая роль?

— Я в шутку благодарю патриархат, когда к мужчинам жесткое отношение и их не берегут, а женщин за счет того, что они женщины, принято меньше бить, относиться к ним как к неравному сопернику. Ведь это тоже сыграло роль, когда Тихановскую пропустили в кандидаты в президенты. Лукашенко ведь относится к женщинам как к дополнению и украшению мужского стола. И я думаю, что он не оценил всю силу, которая у женщин есть. А мы прорвались и показали, чего женщина может добиться, и поняли, что сейчас привыкли в основном жестко задерживать и избивать мужчин, а с женщинами они не знают что делать. И мы поняли, что женщинам надо объединяться и как-то спасать ситуацию. Даже с точки зрения гендерной теории, когда все мирно, женщина находится на втором плане, а тут так вышло, что мужчин жестко оттеснили этим насилием, и тем самым открыли доступ женщин к публичному пространству.

— После первых дней протестов быстро стало известно о многочисленных фактах насилия со стороны белорусских силовиков. Чаще всего речь шла о мужчинах, которых избивали или даже насиловали в заключении. О сексуальном насилии в отношении женщин говорилось не так много. Есть ли у вас этому объяснение? 

— Было несколько кейсов ужасающих. У одной девушки, которую насиловали дубинкой, вообще был разрыв матки и ее экстренно удаляли. Конечно, такие случаи были, но чуть меньше по сравнению с мужчинами просто потому, что женщин меньше задерживали.

Митинг сторонников белорусской оппозиции в центре Минска. Фото: AP

— Может ли быть, что о каких-то фактах нам до сих пор неизвестно? Возможно, женщины меньше склонны говорить о насилии, которое над ними совершалось?

— Думаю, что такое возможно. Многие вообще отказывались со СМИ контактировать и что-либо говорить, очень запуганные выходили, с глубочайшими травмами. Боялись, что за ними снова придут, и за многими действительно приходили: я знаю парней, которым угрожали и требовали забрать все медосвидетельствования назад, чтобы молчали. Так что процент пострадавших в реальности, думаю, выше.

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.