«Земля там до сих пор воспринимается как основной ресурс». Интервью со специалистом по Северному Кавказу

Об истоках конфликтов на Северном Кавказе, о задачах, стоящих перед руководством республик и федеральным центром, о настоящем и будущем региона «МБХ медиа» рассказывает старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО Ахмет Ярлыкапов.

 

— После протестов из-за передела границ в Ингушетии сменился глава республики. Что должен сделать Махмуд-Али Калиматов, который до этого не работал в республике, чтобы стабилизировать ситуацию в Ингушетии?

— Я думаю, ему будет очень тяжело, потому что те события, которые произошли в Ингушетии в связи с соглашением о границе с Чечней, и тем, что происходило позже, вызвали тотальное недоверие к власти — к местной и федеральной. То, что он ингуш — это хорошо, но то, что он воспринимается как человек, делегированный федеральной властью, вызывает недоверие населения. Это будет одна из основных проблем. Нужны шаги, чтобы как-то восстановить это доверие, но я даже не представляю, что может быть сделано. Если не будет доверия населения, любые начинания власти будут восприниматься неодобрительно.

 

— Как наладить отношения с мусульманской общиной, у которой с Евкуровым был конфликт?

— Здесь проблемы не такие серьезные. Конфликт был у прежнего главы Юнус-Бека Евкурова с муфтием, у нового главы есть возможность с ним договориться. При этом было бы хорошо сохранить то, что было достигнуто Евкуровым в отношениях с салафитской общиной (сторонники консервативного, нетрадиционного направления в Исламе. — «МБХ медиа»). У него был очень новаторский подход, благодаря которому не усиливался конфликт и давление власти на салафитов. При этом, нужно принять меры, чтобы сделать более-менее нормальными отношения с суфийской общиной (суфизм считается традиционным направлением Ислама в Ингушетии. — «МБХ медиа»). 

Новаторство Евкурова заключалось в том, что в Ингушетии не было таких практик, как в других республиках Северного Кавказа. Были попытки организовать диалог внутри мусульманской общины, чтобы сторонники суфизма с салафитами не враждовали. Этого в других регионах не было  — наоборот, там есть серьезное давление на мусульманские группы, ущемление их свободы вероисповедания. Вклад Евкурова был новаторский и положительный, но муфтий Ингушетии (сторонником традиционного направления в Исламе — «МБХ медиа») это так не воспринимал. 

 

— Почему власти других республик не одобряют салафитов? Они несут какую-то потенциальную опасность?

 —  У нас сложилось представление, что салафиты — это радикальное течение, они вроде бы нетрадиционные мусульмане. А суфизм — это традиционный ислам. Поэтому у нас есть перекос в сторону безоговорочной поддержки суфийской общины. В итоге салафиты агрессивно выдавливаются из сферы государственно-религиозных отношений и чувствуют свою ущемленность, а это как раз-таки один из радикализующих факторов. 

Иногда предпринимаются такие меры, как рейды на салафитские мечети в Дагестане. При этом надо понимать, доля салафитов на Северном Кавказе значительна. Они в большинстве своем люди мирные и не те, кто требуют джихада и так далее. 

 

— Сейчас участок, переданный Чечне, не заселен. Но ведь Чечня рано или поздно начнет его осваивать? Это может возобновить конфликт?

— Учитывая конфликтность этого соглашения, самым логичным вариантом было бы то, что каких-то серьезных попыток заселения не будет, но будет какое-то другое освоение территории, например, хозяйственное. В дальнейшем это будет раздражающим фактором для ингушей. Само его наличие будет оказывать долгосрочные негативное воздействие. Но вряд ли это приведет к серьезным конфликтам. Конфликтная фаза на самом деле пройдена. 

 

— Осетины и ингуши постоянно обвиняют друг друга в соцсетях. Часть ингушских депутатов и оппозиционеры заявляют о необходимости возвращения Пригородного района Северной Осетии в состав Ингушетии. Как долго этот конфликт будет еще длиться?

— Накал страстей во взаимоотношениях не снижается, несмотря даже на годы, прошедшие после вооруженного конфликта в 1992 году. Дело не в том, что сама конфликтная фаза прошла. В ситуации с чечено-ингушской границей конфликтная фаза тоже прошла, но то, что продолжается дальше, ведет к накоплению обиды и чувства несправедливости. В конфликте с осетинами то же самое. Пригородный район был значительной частью Ингушетии. Там и поселение Ангушт, которое дало название народу ингушей, там находятся многие значимые для народа населенные пункты — это действительно было частью Ингушетии, которую потом просто не передали обратно. Чувство несправедливости сохраняется и передается следующим поколениям. Решения, удовлетворяющего обе стороны, сейчас нет. Когда восстанавливали Чечено-Ингушскую автономию, это район просто не передали, что заложило бомбу под взаимоотношения двух народов. 

 

— Еще есть конфликт вокруг границы Дагестана и Чечни, хотя процесс установки границы приостановлен, недавно там была стычка на границе. В ходе нее спикер парламента Чечни Магомед Даудов заявил, что многие дагестанцы сейчас живут в домах чеченцев. Насколько справедливо это обвинение?

— Это все вещи, которые заложены в советские годы, когда после депортации вернулись аккинцы (чеченцы), проживавшие на территории, которая не относилась к Чечено-Ингушской АССР. Просто аккинцев выселили вместе с остальными чеченцами. Когда они вернулись, их тоже не пустили обратно и не отдали их Ауховский район. Поэтому образно можно говорить, что дагестанцы живут в их домах, но на самом деле  — на той территории, где они жили. Это тоже одна из мин, заложенных в советские годы. Решить эту проблему достаточно трудно. Хотя Новолакский район (там проживают лакцы, которых отселили от чеченцев — «МБХ медиа») перевели под Махачкалу, где выстроили новые селения, но все равно Ауховский район не восстанавливается. Там очень много проблем. В том числе, там помимо лакцев проживает много аварцев. Получается такая ситуация: на месте, где был чеченский Ауховский район, до сих пор существует Новолакский; а новый Новолакский район фактически создан, хотя таковым не объявлен. Консервация ситуации только нервирует людей.

 

— Как ситуацию расконсервировать? Если создать чеченский район в Дагестане, есть потенциальная угроза, что у Чечни могут появиться амбиции забрать этот район себе?

— Конечно, есть. Это тоже принимается во внимание, когда это все затягивается. Все аргументы, что этот район никогда не был частью Чеченской автономной области, а затем Чечено-Ингушской АССР, вряд ли будут работать и вполне может быть поставлен вопрос о его присоединении к Чечне.

 

— Почему подобных конфликтов нет, например, между разными народами в Поволжье, где соседствуют села мордовские, татарские, чувашские и русские?

— Для этого есть масса оснований. Существует давняя проблема малоземелья. Она решалась разными способами: арендой земель на равнине, через покупку и так далее. Земля там до сих пор воспринимается как основной ресурс. Плюс фактор того, что есть этносы, которые в советские годы укрепились именно как этнические нации. Последний конфликт из-за границы между Чечней и Ингушетией — это в какой-то мере конфликт между двумя этническими “национальными проектами”. Ингуши воспринимали землю как свою этническую, а чеченцы  — как свою. Это борьба за основной ресурс, который воспринимается как основа этнической нации — это действительно сильно выражено на Северном Кавказе. 

 

 —  Верно ли мнение, что Кадыров сейчас самый привилегированный глава на Северном Кавказе? 

— Чечня не должна восприниматься как один из многих субъектов на Северном Кавказе. Нужно принимать во внимание, что там было две войны. «Привилегированность» базируется именно на этом опыте, но я бы не сказал, что она всегда будет сохраняться. Она, на мой взгляд, пересматривается и это будет дальше сказываться на объемах финансирования. На первый план в объемах финансирования вышел Дагестан, стали больше обращать внимание на его проблемы. Также стали пересматривать отношение и в плане внешней политики. Прежде Кадыров активно продвигался как российский представитель. Сейчас его привлекают меньше. В каких-то делах федеральный центр берет инициативу. Например, в вопросе возвращения женщин и детей из бывшего ИГИЛ (организации, запрещенной в России. — «МБХ медиа»). Раньше это делал Кадыров, сейчас эту инициативу взял в руки МИД. Это показывает, что отношение федеральной власти к Кадырову в будущем может пересматриваться. 

 

— Почему Кадыров остается единственным избираемым главой на Северном Кавказе? Почему в других республиках не вводят прямые выборы главы?

— В Чечне с исходом выборов все понятно, а в Дагестане исход уже непредсказуем. Видимо, есть мотивы, что в этнически сложном Дагестане будут непонятные последствия, а в Чечне все контролируется. 

 

— Если бы в будущем на Северном Кавказе прошли абсолютно свободные выборы, какие политические идеологии были бы востребованы?

— Это все очень сильно зависит от региона. Мы привыкли считать, что, например, Дагестан  — это самый исламизированный субъект федерации. Но то, что там происходило в политике, показывает, что религиозная идеология не имеет прямого влияния на политические предпочтения. Там все-таки побеждали светские силы, в том числе коммунисты, что неожиданно для самой исламизированной республики. Большое влияние имели такие партии как «Яблоко», либеральные партии в предыдущие годы имели более высокие показатели, чем в целом по России. Ожидать серьезного исламского политического влияния не стоит. Одно время пытались исламские партии организовывать, но они получили очень низкий процент. Это все показало, что у населения не исламизированные политические предпочтения. Дагестан, например, относится скорее к числу «красных» регионов.

 

 —  Почему в Дагестане часто, в том числе по указке бойца смешанных боевых искусств Хабиба Нурмагомедова, травят представителей субкультур, запрещают концерты поп-исполнителей, фестиваль аниме? Возможен ли в республике мир между любителями современных развлечений и радикально настроенными верующими? 

— В социальных сетях можно выражать какое угодно мнение. Если ты против аниме — выражай свое мнение. Но вот уже призывы к действию, чтобы как-то помешать этому — это уже неприемлемая вещь. Здесь встает вопрос обеспечения светского характера государства. Здесь нужно соблюдать баланс. Интересы религиозной части не должны ущемляться, но в то же время и интересы светской части общества не должны ущемляться никем. У обеих сторон должно быть четкое понимание, что они живут в светском государстве и их интересы государством должны защищаться одинаково. Например, в той же истории с фестивалем аниме, участвовала полиция, которые не обеспечила нормального проведения мероприятия. 

 

— Почему так популярен Хабиб Нурмагомедов? Вам не кажется, что у него влияние на настроения в обществе уже больше, чем у властей? 

 —  Такое влияние традиционно для представителей силовых единоборств. Они всегда влияли на мнение молодежи на Северном Кавказе. В силу его большого авторитета, он должен понимать, к чему приводят его призывы. Его высказывания перестают быть частным мнением. 

 

 —  Москва и Московская область  — два разных субъекта федерации, и на их примере видно, что многие их совместные проекты идут со скрипом  — например, метро и пригородное ЖД сообщение. Но все же идут. А на Кавказе комплексное развитие и интеграция возможны? Или республики будут развиваться как отдельные государства?

 —  Комплексное развитие необходимо. Здесь важна координирующая роль федерального центра. К сожалению, сегодня ее практически не видно. Здесь есть поле для маневра федерального центра, чтобы обеспечить взаимодействие регионов и чтобы Северный Кавказ развивался как единый регион. 

---

Наш подкаст: Владимир Севриновский. Зачем и как путешествовать по Северному Кавказу?